Шпион для Германии

— У нас, в карантине, не работают, — продолжил он. — Здесь не смеются, не ходят, а бегают. Когда с вами говорит надзиратель, необходимо стоять по стойке «смирно». Отвечать надо только «да» или «нет». За препирательство — наказание. За невежливое обращение — тоже, как и за проявление неаккуратности.

Он отбарабанил свое обращение к нам, которое произносил через каждые четыре недели вот уже в течение двадцати лет. Лицо у него было серое и узкое, ибо он страдал болезнью желудка. А таких надзирателей, вымещающих на других свои хвори, в тюрьмах не любят.

Однако он не кончил на этом знакомить нас с тюремным режимом.

— Вы имеете право посещать по воскресеньям церковь, — вновь зазвучал его голос. — Стрижка волос — один раз в месяц, душ — два раза в неделю. При хорошем поведении разрешается раз в неделю посещать кинозал. Но никаких криминальных и любовных фильмов: как совершаются преступления, вы и так знаете, а любовь вам здесь не нужна. Кто в последующем будет работать, станет зарабатывать деньги. В столовой можно покупать шоколад, кекс, конфеты, мыло для бритья и сигареты — две пачки сигарет в неделю: их вам вполне хватит.

Произнеся все это, он стал внимательно рассматривать нас — одного за другим.

— Не желающий слушать должен все прочувствовать, — произнес он затем. — Небритому — прямая дорога в одиночку. Кто не застегнет пуговицы на куртке, окажется там же. Одиночка всегда ждет вас: таких камер у нас предостаточно.

Некоторые из нас улыбались и даже смеялись во время этой его лекции. Но вскоре мы отучились смеяться. Взять хотя бы уборку коек. Края подушек надо было смачивать, чтобы они не теряли форму. По этому поводу имелась подробная инструкция. Да и вообще американская тюрьма имела чертовскую схожесть с немецкой казармой.

Мы должны были выучить наизусть наши права и обязанности.

— Что ты можешь потребовать? — спросил меня Тыква.

— Два лезвия для бритья в неделю.

— В месяц, рохля. А что еще?

— Наушники для радио.

— На какое время?

— До двадцати одного часа, сэр.

Тыква усмехнулся и сказал:

— Когда выйдешь на свободу, сможешь слушать сколько угодно. Но пока ты еще находишься здесь. И не забывай про одиночку. В ней очень тоскливо и ничего хорошего. Ну да ты еще сам в этом убедишься.

В столовую нас заводили последними. За столы мы должны были садиться молча и молча съедать поданное. Однажды из-за какого-то проявленного нами непослушания мы обязаны были залезть под столы. Жестяные тарелки наши полетели на пол вместе с содержимым. Замены нам никакой не дали. Поэтому я привык съедать мясо сразу же и от этой привычки не отвык до сих пор.

Заключенные вначале относились ко мне сдержанно: я был для них аутсайдером, хотя и имел, скорее всего, пожизненное заключение.

Но однажды мне все же удалось завоевать их симпатии. В течение двадцати четырех часов в Ливенуорте разговор шел только о совершенном мною «подвиге», после чего я был принят в сообщество стреляных воробьев.

Мы сидели в тот день в столовой, как обычно, каждый за закрепленным за ним местом за столом. Повар, из числа заключенных, проходил мимо нас, накладывая пищу поварешкой в миски. Он говорил по-немецки. Нагнувшись ко мне, прошептал:

— Под столом прикреплены две пачки сигарет. Не забудь забрать их.

Я подумал, что он решил пошутить. Нижняя поверхность крышек столов была гладкой, никаких выдвижных ящичков там не имелось. Я все же пошарил незаметно под столешницей. Оказалось, что повар умело воткнул туда вилку и к ней прикрепил сигареты. Я сунул их в карман. Но это мне не доставило особой радости, тем более что от моих сотоварищей, сидевших вместе со мной за столом, не ускользнуло, чем я занимался. Некоторое оживление, вызванное у них моим поступком, сразу же было подмечено надзирателями.

— Заканчивай! — завопил Крыса, один из самых нелюбимых наших надзирателей, и подал команду: — Встать!

Рывком мы повскакивали со своих мест. Согласно инструкции, по завершении «трапезы» заключенные должны были покидать столовую в определенном порядке. Когда подошла очередь нашего стола, мы молча направились к двери.

— Стой! — крикнул Крыса. — Руки вверх!

Проверки содержимого карманов у самого выхода из столовой я никак не ожидал. Все произошло молниеносно.

Я поднял руки вверх, зажав между пальцами две пачки сигарет.

Крыса стоял уже передо мной — маленький, лишь по плечи мне, и тщедушный. Глядя на меня с подозрением, он похлопал руками по моим карманам, затем недоверчиво полез внутрь, но ничего не нашел. Он покраснел как рак: ведь он здорово осрамился. Заключенные только ухмылялись.

Я все еще стоял с поднятыми руками, и каждый видел пачки сигарет, зажатые между пальцами. Их не видел только Крыса.

— Марш по камерам! — заорал надзиратель. — А ты чего ждешь? — обратился он ко мне. — Уматывай!

Я опустил руки, мгновенно сунув сигареты в карман, и побежал вон. Мой трюк вызвал у уголовников восхищение, и я был, так сказать, произведен в рыцари.