Шпион Его Величества

— Хорошее дело ты придумал, Алешка. Честь тебе и слава за такую славную мысль, перевести на государственную основу частное предприятие, и это мы обязательно сделаем. Но командовать этим делом будет Тайная канцелярия, которую Петька Толстой сейчас создает. Первое, я строго-настрого запрещаю тебе, Алешка, с этим боярином собачиться и перекупать его заграничных агентов. Второе, постарайся, Алешка, сделать так, чтобы твои агенты случайно не убили бы Толстого, он мне нужен, я прекрасно знаю его характер, хитрость и жадность к деньгам. Но Петька может сделать то, чего ты никогда делать не будешь. Ты по-прежнему будешь продолжать работать с Федором Юрьевичем и под его прикрытием. Краем уха я слышал о том, что вскоре к тебе приедет целая команда хороших лазутчиков и соглядатаев, вот ими и занимайся. Но хотел бы напомнить, что я шкуру с тебя живьем спущу, если ты мне Алексея Петровича упустишь. В этом деле тебе Толстой и Ушаков будут подчиняться.

С этими словами Петр Алексеевич резко развернулся, едва не столкнувшись с Сашкой Головиным, который хотел о чем-то спросить государя, но не успел: тот уже скрылся в покоях государыни Екатерины Алексеевны. Я ободряюще улыбнулся Сашке Головину, совсем еще мальчишка, ему жить еще и жить, и то на прием к государю рвется.

Вернувшись на свое рабочее место, я сел за свой письменный стол и глубоко задумался. Государь Петр Алексеевич принял все мои предложения, пора было думать о том, как на практике воплощать задуманные дела. Занимаясь финансовыми вопросами обеспечения двора государя, теперь я мог довольно-таки эффективно контролировать поступление финансовых средств и для своей службы. Оставалось решить кадровый вопрос, кто же будет мне помогать в организации работы тайной службы. Для этого, по моему мнению, очень подходил Иоганн Зейдлиц, вот только с образованием он несколько подкачал. Было бы хорошо своим помощником иметь человека, который неплохо бы разбирался в вопросах существующих взаимоотношений между европейскими государствами.

Но не одни только боги горшки обжигают, этот немецкий фельдфебель достаточно смекалист, чтобы со временем и в этих вопросах высокой дипломатии разбираться. Со своей немецкой пунктуальностью и исполнительностью, а главное, знанием деталей европейской жизни, Зейдлиц наших русских парней от сохи быстро сумеет на правильный путь наставить. Вся моя команда ни в коем случае не должна баклуши бить при государевом дворе, а должна располагаться на стороне и, не привлекая к себе внимания, вести работу по всей Европе, а Ганновер мог стать неплохим местом ее дислокации.

Чтобы принять окончательное решение по этому вопросу, мне нужно было бы только выяснить следующее обстоятельство: продолжают ли британцы разыскивать некоего немецкого фельдфебеля по делу уничтожения шести английских агентов в Мекленбурге. Было бы глупо выдвигать на такой ответственный пост руководителя агентурной службы человека, за которым ведется охота и которого преследует самая могущественная секретная служба Европы. Малейшая случайность, а случайности имеют отвратительную тенденцию всегда случаться, и тогда наша европейская агентура может оказаться под ударом раскрытия.

Ответ на такой вопрос могли дать только сами англичане, но Лондон находился слишком далеко, и я не смог бы быстро обернуться, поэтому оставалась возможность переговорить с неким Гансом Галвусом. Да, с тем британцем, который по непонятным причинам сунул свой кинжал мне под ребра и который был телохранителем британского короля. К тому же мне очень хотелось познакомиться с этим человеком и вернуть ему свой должок.

3

В отличие от всех немецких городов, которые посещал посольский обоз, Росток производил наиболее печальное и грустное впечатление, городское хозяйство и торговля находились в относительном упадке. Нет, не в том понимании, что большинство домов в городе было разрушено или его жители ходили в старой или рваной одежде. Росток по-прежнему, оставался красивым немецким городом, его жители носили нормальную одежду, а гавань города посещало огромное количество торговых судов. Просто в городе не было того блеска и биения жизни, которые, скажем, были в Штеттине или в Гамбурге. Своим внешним видом город производил впечатление глубокого провинциала, а его жители были слишком спокойными, но не очень-то уверенными в себе людьми. Тридцатилетняя война [71]и многолетняя шведская оккупация во многом сказались и определили нынешнее состояние Ростока.

Двадцатитысячное население города очень рано отходило ко сну, да и сам город рано затихал, жизнь еще некоторое время продолжала биться в порту и в припортовых увеселительных заведениях.