Шпион, которого я убила

Захлебнувшись вздохом, Надежда выпустила рукав и сползла по стенке на пол. Марат не стал с ней возиться, подмигнул в безумные глаза и потихоньку вышел из комнаты. Марго оттащил полицейский, позволив себе громко выругаться, и в который раз повторил, что ни к чему нельзя прикасаться. Как только Марго оказалась на некотором расстоянии от мертвого Таврова, ее скорбь моментально улетучилась, и Ева с улыбкой наблюдала, как ясновидящая укладывает бумажку с отпечатками Таврова в блокнот, услужливо раскрытый незнакомцем в белом. Потом незнакомец, обойдя ноги Надежды, подошел к трупу и внимательно посмотрел на лицо. Это очень не понравилось полицейскому, он сразу же потребовал от незнакомца предъявить документы и сделал это достаточно грубым тоном. Второй тоже проявил бдительность и задержал почти выбравшегося на лестничную клетку Марата.

Через шесть минут полицейские имели весьма растерянный вид. По осмотренным документам и короткому опросу получалось так, что в комнате гражданки Москвиной, кроме ее двух соседей, находился представитель канадского консульства, агент отдела внутренних расследований Федеральной службы (с оружием), офицер военной разведки (с оружием) и школьная учительница (с оружием).

– Желаете сделать заявление? – обратился к Милене полицейский, пытаясь хоть что-нибудь понять.

– Желаю. Умерший не имеет родственников и семьи. Разрешите мне его кремировать.

36. Балерина

Через три дня Надежда, похоронившая помрежа, решила помянуть его в полном одиночестве, для чего закупила несколько красивых бутылок и поехала в свою квартиру. В квартире было странно тихо. И – никого. Устроившись с комфортом на развернутой тахте – комфорт Надежда понимала как отсутствие всяческих правил, вроде снимания ботинок перед тем, как влезть с ногами на кровать, – Надежда после третьей рюмки вдруг обнаружила, что ей страшно хочется петь. Подумав, насколько это могло понравиться или не понравиться помрежу, Надежда набрала побольше воздуха и неуверенно прокричала, что «у любви, как у пташки, крылья…». Еще через пару рюмок хорошо стало получаться «Онегин, я скрывать не стану…», но со шкафа упал запылившийся человеческий череп. Она потом не могла вспомнить, сколько именно времени пела, уже стемнело, вдруг открылась дверь ее комнаты, и в проеме, освещенном из коридора, возник кто-то в перьях, торчащих из того места, где должна быть голова.

– Надежда, – строгим голосом Милены спросило это существо, – почему ты орешь?

Чтобы убедиться, что это была действительно Милена, а не страшный призрак оперы, не выдержавший ее пения, Надежда на цыпочках прокралась в коридор, держась за стену. Существо сняло с головы что-то огромное, утыканное перьями, – на другой день Надежда нашла в коридоре на гвозде совершенно дикую шляпу – и оказалось Миленой, нарядно одетой и очень торжественной. В руках она держала небольшую вазу, показала эту вазу Надежде и заговорщицки подмигнула. Потом, как в страшном сне, хихикая и подзывая к себе медленными движениями руки в прохудившейся перчатке, вдруг стала пятиться в туалет. Надежде было очень страшно, но она подошла. Милена стояла возле унитаза и вытряхивала в него содержимое глиняной вазы.

– А теперь, – зловещим шепотом прошипела она, повернувшись безумным лицом к Надежде, – спустим воду! – Дернула ручку бачка и радостно закричала: – Кончено!

Такого ужаса Надежда уже стерпеть не смогла, она опрометью бросилась к себе в комнату, заперла дверь, придвинула к ней стул, влезла на тахту, накидала на себя подвернувшуюся под руку одежду и два одеяла и перестала дышать.

Утром она еле встала, побрела на кухню и обнаружила там соседа, поедающего суп из кастрюли Милены.

– Все, – заявил он, хлюпая, – померла наша жидовка.

– Заткнись, идиот, – беззлобно бросила Надежда и зажгла газ.

– А я говорю – померла! Лежит в красном бархате, щеки и брови накрасила, руки в рукавицах вот так сложила и улыбается! Я уже вызвал, кого надо.

Надежда поплелась в комнату Милены.

Разбитое окно было заколочено фанерой – Милена отказалась оплачивать вставку стекла, уверяя всех, что ей это уже ни к чему. Надежда села на пол возле дивана, потрогала ее руку сквозь драную перчатку, прижалась лбом к твердому плечу и заплакала.

– Там это, – возник в дверях сосед, – наследник пришел.

Бледный молодой человек выглядел удрученным и удивленным одновременно.

– Извините, я к ней за эти дни уже как-то привык. Она вчера позвонила вечером, сказала, что у нее все хорошо, уже можно и умереть. Я же не подумал, я решил, что ей просто скучно, думаю, зайду с утра, вот, кефир принес…

– Ты тут кефиром не отделаешься! – повысил голос сосед. – Подумать только, ни за что комнату переписала! За похороны такую комнату, да ее продать…

– Заткнись, – зловещим голосом тихо приказала Надежда.

– Да я молчу, я молчу, а ты что запоешь, когда тебе сюда поселят какого-нибудь бандита, тогда оцените мою доброту!

– Холодно тут у нее, – сказала сама себе Надежда, принесла одеяло, укрыла Милену. Не как покойницу – с головой, а ласково подоткнула одеяло с боков, поправила под подбородком.