Шпион, которого я убила

В учительской Еву встретила полная тишина. Женщины не сводили с нее глаз, мужчины как-то скученно вышли из кабинета. Ева положила журнал, огляделась, вздохнула, села за стол и предложила всем желающим высказаться, если они уложатся…

– …за шесть минут. У меня шесть минут, потом я должна идти к директору на ковер.

– С журналом… – замешкалась Елизавета Сергеевна, – с фотографиями – это правда?

– Правда. Еще есть вопросы?

– Вы принесли на урок оружие? – спросила молоденькая учительница младших классов и покраснела.

– Принесла. Еще?

– Вы рискуете, – это Маргарита Францевна. – Эти ваши игровые эксперименты, фотографии, оружие на столе учителя… Дети спрашивали, сколько человек вы уже убили?

– Дети, Маргарита Францевна, не так любопытны, как некоторые взрослые. Вопросы все? Тогда я пойду. – Ева вышла из учительской.

– Держу пари, что завтра ее здесь не будет, – проговорила в зеркало Лизавета, подкрашивая губы. – Проверяющий этот… из роно полпузырька валерьянки у меня выпил. Еле успокоила.

– Бывают же такие красавицы на свете, – вздохнула учительница младших классов.

– То-то и оно, – вздохнула Маргарита.

Директор сидел за столом, уставившись в одну точку. Напротив сидел завхоз Скатов. У двери стояла с приготовленным блокнотом секретарша.

– Вызывали? – Ева бесшумно прикрыла за собой дверь.

– Нет, – растерялся директор. – То есть да… Хотел вызвать.

– Приказ о приеме меня на работу написали?

– Нет.

– Понятно. Пока думаете?

– Думаю.

Они помолчали. Секретарша выразительно посмотрела на часы. Директор не поднимал глаз, изучая одному ему видимую точку на полировке стола.

– А как там мой учебный план? – поинтересовалась Ева. С каждой секундой на нее накатывала угнетающая скука.

– План? План хороший, идейно обоснован, но есть некоторые неувязки. У вас сказано «изучение оружия», но не сказано, что вы будете его изучать наглядно. Сказано – «навыки защиты и обороны», но не сказано, что дети будут посещать тир и упражняться в стрельбе. А что касается фотографий в обнаженном виде… Я вообще не могу это соотнести с вашим учебным планом.

– Ну, скажем, это может звучать так: «Воспитание у подростков уважительного отношения к здоровью, собственному телу и красоте обнаженной натуры вообще». Не пойдет? – Ева не сдержалась и зевнула. – Ладно, я подумаю на досуге, как это оформить понятно для чиновников из министерства. Но хочу заметить, что вы лично позволили по воскресеньям проводить в школе занятия по религиозным основам христианства. Сейчас, обсуждая со мной фотографии обнаженного тела, вы рискуете через полгода потерять души учеников, посещающих воскресную школу. Вы читали программу обучения батюшки, который, кстати, приезжает к школе на джипе «Тойота»? Очень интересно и показательно. «Аскетизм и любовь к своему телу, данному тебе в наказание». «Поклонение господу нашему в образах его». Ничего звучит, да? Не пугает?

– Вы не понимаете, – директор сжал виски ладонями и поморщился. – Любой родитель, посети он сегодня ваш первый урок, разнес бы мой кабинет в щепки.

– А откуда вы это знаете? Вы – тоже родитель. И я родитель. Хочу ли я, чтобы у моих детей была учительница, фотографии которой печатают в «Плейбое»? Да пожалуйста, если она профессионал в своем деле!

– Вы не профессионал.

– Согласна. Я не педагог. Я вообще все в своей работе и жизни делаю по наитию. Слишком самоуверенно сказано? Может быть, но кто из вас, учителей, учит не предмету, а жизни? Есть такие?

– Слишком много вы на себя берете, – вздохнул директор.

– Да нет же, я не собираюсь учить жизни, это вы мне предъявляете претензии, как будто собираюсь. Я только хочу им помочь выжить среди страшных, злых и глупых взрослых. Для этого я обязана делать ошибки, поражать воображение. Восхищать и вызывать ненависть.

– Я нужна? – не выдержала секретарша.

Директор посмотрел сквозь нее.

– Давайте сделаем так. – Он постучал кончиками пальцев по столу. – Еще парочка пробных уроков. Потом – моя докладная на эту тему в роно, мнение учеников и ваш учебный план, оформленный более развернуто.

– Принято, – встала Ева.

В коридоре она внимательно осмотрела проводку. Поверх оштукатуренных стен под самым потолком шли наложенные позже провода. Один из них – точно телефонный. Есть еще селекторный, по нему из кабинета директора можно вызвать учителя или ученика из кабинетов. В начальных классах – первый этаж – селекторов нет.

Ей пришлось вернуться к кабинету физики, где заканчивал урок Фикус. Дожидаясь звонка, она осмотрела дверь снаружи. Для этого Ева взяла стул в соседнем кабинете, где уныло писали контрольную работу трое учеников под бдительным оком закутанной в пуховый платок пожилой учительницы. Она скинула туфли и осторожно, стараясь не шуметь, встала на стул. Над самой дверной коробкой была просверлена маленькая дырочка, из которой выходил провод. Затем он прятался в коробке и уходил под плинтус. Ева вернула стул, подмигнула особенно грустному мальчику, загрызающему ручку, и поехала за близнецами в детсад.

– Тебя еще не выгнали с позором? – спросила вечером Далила.