Шпион, которого звали Чарли Паркер

Поезд летит по индийской прерии. Качаются на своих крюках и скрипят керосиновые лампы. Пузырятся занавески на окнах. Прохожу по вагону, заглядываю в купе проводника. Там пусто. Звякают стоящие на столике чистые стаканы в подстаканниках, да катается по полу бутылка из-под «Ессентуков». Выхожу в тамбур и вижу принца Арджуну с дредами, в солнцезащитных очках и беретке, в компании с двумя секьюрити. Секьюрити похожи, как братья. Оба бородатые, у обеих черная повязка через правый глаз, оба в мышиного цвета халатах. Отхожу к другому окошку. Любуюсь пейзажем.

– Мой повелитель, гость вот-вот прибудет, – сообщает принцу бородатый и одноглазый секьюрити. – Соблаговолите пройти к месту рандеву.

Принц Арджуна коротко кивает. Запахнувшись в халат цветов ямайского флага и по журавлиному переставляя свои худые и длинные ноги, он выходит, за предупредительно отворенную, другим секьюрити дверь. Телохранители топают следом. На поясах их халатов висят кривые мечи в богато украшенных ножнах. Принц Арджуна направляется в хвост состава. Подождав минуту-другую, я иду за ним. Я же шпион, пусть и контуженный. Следующий вагон тоже купейный, потом вагон-ресторан, а после начинается Ад Плацкарта. Там ужасно много детей. Дети сидят в проходе на горшках, скачут как маленькие обезьянки по полкам, дети цепляются за мой пиджак и кричат мне,

– Дядя-слон, покатай! Дядя-слон, где твой хобот?

Кто-то играет на ситаре, а кто-то в нарды. Гомон голосов, интересные запахи. Бородач, идущий следом за принцем, оглядывается. Я прячусь между полок и утыкаюсь носом в развешенные на веревке сырые пеленки. Я не люблю Индию. Я должен выбраться отсюда пока моя личность не распалась на части. Чувствую, как навыки шпионского мастерства понемногу возвращаются ко мне. Иду за принцем, словно тень, через Ад Плацкарта. Я ловок и быстр, как жирный лоснящийся тюлень. Мурлыкаю под нос песенку, которую слышал где-то, сейчас и не припомню где:

Я шпион, я сохраняю покой,

И ты никогда не узнаешь,

Кто я такой.

Плацкартный вагон, еще один, и еще. После прохожу через вагон, заставленный клетками со всякой разной живностью. Там одно узкое окошко под потолком, ни черта не видно, и я сильно разбиваю колено об угол какой-то клетки. Куры принимаются кудахтать, козы блеять и т. д. На шум приходит бородач. Он скользит между клеток, словно не замечая сумрака, высвободив из ножен кривой меч и сверкая белками глаз. Я задерживаю дыхание и подбираю живот, насколько это вообще возможно. Сливаюсь с окружающей средой. Секьюрити скользит мимо. Я слышу запах кари и гашиша. Бородач выглядывает в тамбур, в тамбуре, как я понимаю, нет ни души, только он отчего-то медлит, медлит несколько долгих нескончаемых минут. Я боюсь дышать, я думаю, он может услышать. А еще у меня начинает дергаться ушибленная нога. Но, вот секьюрити уходит. Перевожу дыхание и, помассировав немного мое несчастное колено, крадусь следом.

Тамбур. Еще один вагон, похоже, последний. Осторожно приоткрываю дверь. Там от пола до потолка громоздятся какие-то ящики, тюки и коробки. Посреди вагона оставлен узкий проход. Стараясь не скрипеть, захожу, и выглядываю из-за ящиков. Дверь на другом конце вагона открыта, за дверью рельсы со шпалами убегают в вечереющую оранжевую даль. По рельсам, нагоняя вагон, катит дрезина, застеленная роскошным ковром. На ковре, на груде подушек величественно возлежит какой-то дядька в белых одеждах и покуривает кальян. Слуга в шароварах обмахивает его опахалом из павлиньих перьев. Возле отворенный двери стоит принц Арджуна со своими дурацкими дредами. Дрезина подходит вплотную к вагону. Лязг. Звон. Дядька в белом откладывает в сторону мундштук кальяна, величественно поднимается со своего ложа и переходит в наш вагон. И вот они стоят друг против друга, принц Арджуна и этот, с гламурной дрезины.

– Здравствуй, доблестный Карна, – говорит, выдержав приличествующую случаю паузу, принц Арджуна. – Я рад, что ты пришел.

– Здравствуй, и ты, Арджуна. Зачем позвал?

– Я хочу примирения, брат. Сколько лет нелепой вражды, сколько крови… Нам о многом нужно поговорить. Простишь ли ты меня, брат?

– А ты, брат, ты простишь меня?

– Обними же меня, брат.