Шпион, который спас мир. Том 1

Одной из ракетных бригад, расположенных в ГДР, командует генерал-майор Виноградов. Недавно трое солдат из бригады Виноградова изнасиловали и ограбили немку».

Днем 11 июля Дик Хелмс, начальник управления по разработке операций, и Джек Мори, начальник отдела по нелегальным операциям в СССР, встретились с Алленом Даллесом, директором ЦРУ, чтобы обсудить, как поступить с отчетом Пеньковского по Берлину. Конечно, настоящее имя Пеньковского не называлось, и в разговорах упоминалось лишь кодовое, менявшееся раз в несколько месяцев. Для безопасности Пеньковского его настоящее имя было известно лишь немногим, кому по долгу службы абсолютно необходимо было это знать, в том числе и Джеку Мори. Другие высшие чины, не занимавшиеся Пеньковским, знали лишь, что информацию им поставлял полковник советского Генерального штаба^{310}.

Аллен Даллес сказал, что Совет национальной безопасности собирается 12 июля и что он увидится с президентом утром в пятницу в 11.00. «Я бы тогда хотел передать ему отчет», — сказал Даллес; он тоже ознакомился с рекомендациями Пеньковского по Берлину, ему показали их на всякий случай — вдруг он захочет обсудить их с президентом.

Даллес спросил Мори и Хелмса, что они думают о честности Пеньковского. Мори подробно обсуждал этот вопрос с Джеймсом Иисусом Энглтоном, главой контрразведки в Управлении, человеком, которому принадлежало право решать, доверять ли Пеньковскому как агенту. В отчете Мори сказал, что ему «кажется, что мистер Энглтон согласен с моей точкой зрения: слишком велик размах, разнообразие и сложность материалов, переданных информатором. Информация охватывает все — от технических данных по ракетам до данных о разведчиках, которых готовят на Запад, — Советы просто не справились бы, если бы захотели все это провернуть в одной контролируемой операции. Мистер Хелмс полностью поддерживает эту точку зрения, которую директор вроде бы принял. Директор спросил о косвенных информаторах, и мистер Хелмс сказал, что все, кто имеет к этому отношение, клятвенно заверили, что не нарушат секретности, но на самом деле это маршал советской артиллерии». Количество и качество информации убедили Мори, что Пеньковский не может быть агентом КГБ или ГРУ, что он вполне надежный агент ЦРУ и МИ-6.

Даллес явно не хотел праздновать победу, не увидевшись с президентом и не обсудив с ним отчет Пеньковского по Берлину. Он сказал, что хотел, чтобы «материал дошел до других потребителей» приблизительно в то же время, когда он будет обсуждать его с президентом в пятницу утром 14 июля 1961 года. До тех пор отчет по Берлину нельзя распространять в Государственном департаменте, департаменте обороны и других разведывательных органах.

На этой встрече Даллес дал указания, чтобы информация по Берлину не хранилась в одном досье, так как он чувствовал, что это бы без нужды привлекло внимание к информатору как к человеку, имеющему доступ и к данным по ракетам, и к политическим материалам высокого уровня^{311}. Если хранить документальный материал, переданный Пеньковским, в одном досье, называемом в дальнейшем «Айронбарк», а политическую информацию, полученную в личных встречах и разговорах, — в другом, под кодовым названием «Чикади», то можно было бы представить все так, будто информация исходит из разных источников советской военной верхушки. Документальные материалы «Айронбарка» по поводу деталей оборудования и методов ГРУ и советской военной доктрины были переданы специально отобранным профессиональным аналитикам. При такой системе существовал небольшой и строго контролируемый список всех, кто имел доступ к этой информации, так называемый список «Байгот». В другую категорию кодированной информации, «Чикади», входила политическая и военная информация, которую Пеньковский услышал в разговорах или во время официальных встреч, — большей частью просто сплетни высшего общества. Все это было передано президенту, Совету национальной безопасности и главным развед-аналитикам Госдепартамента и самого ЦРУ. Эта информация помогла лучше оценить данные и фотоматериалы разведки, полученные по другим каналам.

Роберт Гейтс, работавший заместителем директора ЦРУ с 1985 по 1989 год, объяснил: «До Пеньковского мы знали слова и музыку, но не знали ритма советской военной и стратегической доктрины. С его помощью появилась ясность, потому что мы узнали о намерениях Хрущева»^{312}. Доступ Пеньковского к верхушке главного командования, его осведомленность о том, какие настроения преобладали среди военной верхушки, — все это было неоценимо, особенно во время небывалого ранее обострения отношений, грозившего ядерной войной.

Так называемое разделение информации Пеньковского помогло скрыть его имя, нельзя было сразу догадаться, что утечка разведданных из Советского Союза произошла по вине одного человека. Тем не менее многие важные фигуры из Госдепартамента и ЦРУ вскоре поняли, что материал этих двух досье высшей секретности проистекает из одного и того же источника^{313}.