Шпион, который спас мир. Том 2

Имя Олега Пеньковского давно привлекало внимание и было объектом размышлений авторов. Я заинтересовался делом Пеньковского в 1965 году в Токио, где возглавлял в то время токийское отделение «Тайм— Лайф», когда туда приехал Фрэнк Джибни, только что с успехом опубликовавший «Записки Пеньковского». Джибни руководил отделением «Тайм — Лайф» в 1949— 1950 годах и даже получил ранение, выполняя репортерское задание в Корее. После выхода в свет «Записок Пеньковского» он стал президентом «TBS-Britanica» в Токио — совместного предприятия, издававшего Британскую энциклопедию на японском языке. Мы с ним регулярно играли в теннис в токийском теннисном клубе, и однажды вечером за стаканчиком лимонного сока после матча он рассказал мне свою версию истории, как на основе расшифровок бесед с Пеньковским в Лондоне и Париже были написаны «Записки Пеньковского». Джибни с похвалой отзывался о Петре Дерябине, советском перебежчике, в соавторстве с которым написал две книги и который переводил «Записки». Мы сохранили дружбу на долгие годы.

Потом я получил назначение в Советский Союз на должность начальника отделения «Тайм — Лайф», которую занимал с 1968 по 1970 год, и имел возможность близко познакомиться с жизнью там.

О Пеньковском в те годы я знал только понаслышке, но мне никогда не приходилось сталкиваться с какими-либо следами его деятельности. В то время в Москве говорили только о тех шпионах, деятельность которых увенчалась успехом для советской разведки: о Киме Филби, жившем в нескольких кварталах от моего офиса, которому приписывали высказывания вроде «мне надоела черная икра»; о Рихарде Зорге, которому за его службу в Японии до и во время второй мировой войны был воздвигнут памятник, и о полковнике Рудольфе Абеле, занимавшемся шпионской деятельностью в Нью-Йорке. Как-то раз наши дети сказали, будто в соседнем доме живет шпион Джордж Блейк, которого мы, правда, ни разу не видели.

В 1986 году Джибни познакомил меня с Дерябиным, который вышел в отставку из ЦРУ в 1982 году. Дерябин написал книгу о КГБ, литературным агентом которой он попросил стать мою жену. На меня произвели большое впечатление энциклопедическое знание Дерябиным реалий советской службы безопасности и его разумное стремление глубже изучить личные качества советских лидеров не только прошлых лет, но и наших дней, а также мотивы их поступков. Дерябин тогда выразил сожаление, что ему не пришлось лично встретиться с Пеньковским. После того как он прочел расшифровки бесед, ему показалось, что он знает Пеньковского, хотя все еще оставалось множество вопросов. Когда он работал на ЦРУ, ему не показывали архивные материалы и полные тексты расшифровок.

Как был разоблачен и арестован Пеньковский? Что на самом деле он передал Западу? Каковы были его истинные мотивы? Был ли он двойным агентом? Дерябин знал, что ответы на эти вопросы были в архивных материалах ЦРУ, которые он никогда не видел.

В 1987 году, через двадцать пять лет после кубинского ракетного кризиса и ареста Пеньковского, Дерябин подумал, что, может быть, Центральному разведывательному управлению пришло время рассекретить архивные материалы по делу Пеньковского.

Мы написали письмо координатору ЦРУ по вопросам информации и секретности, попросив, чтобы нам разрешили получить доступ к исторической документации, поскольку мы разыскивали соответствующие материалы для биографии бывшего полковника ГРУ Олега Пеньковского. Наша просьба была составлена в соответствии с правилами и процедурой, принятыми в ЦРУ в отношении архивных документов согласно Закону о свободе информации. В соответствии с пересмотренным вариантом 32 CFR 1900.61 — Доступ к историческим архивным документам, опубликованным в Федеральном регистре 8 декабря 1987 года, — координатор ЦРУ по вопросам информации может разрешать доступ к архивным документам при условии их проверки Управлением.

7 июня 1988 года мы с Дерябиным попросили разрешения пользоваться архивами в соответствии с положениями пересмотренных правил. 26 сентября нам было дано такое разрешение при условии проверки документации в интересах безопасности комитетом ЦРУ по проверке публикаций. Такая проверка, как говорилось в разрешении, «осуществляется с единственной целью — убедиться, не содержится ли в рукописи секретной информации. Это не означает, что Управление выражает согласие с позицией автора или несет ответственность за точность фактов, изложенных в рукописи».

Документы в 17 картонных коробках, предназначавшиеся для проверки, заняли десять ящиков в четырех стальных сейфах. Управление по соображениям безопасности наложило запрет лишь на указание источников и раскрытие методов, поскольку они не подлежали разглашению. Прочие операции ЦРУ, которые, возможно, имели отношение к делу Пеньковского, не были открыты ни для проверки, ни для обсуждения, и ЦРУ отказалось чем-либо помочь в этом.