Шпион по найму

— Можете ехать, — сказал толстяк. — Контакт в фойе гостиницы «Палас» через два часа. Они заказали обед на вынос… Вполне успеете добраться.

Я кивнул, и Дитер выложил на деревянный столик ключ от амбара.

— Сделаем так, — сказал я. — Немец уедет на моем такси в «Каякас». Я отправлюсь в Таллинн на вашей «БМВ». Прошу дать мне и водителя, этого… Проку.

— Хотите меня замазать окончательно? — спросил Ге-Пе. — Чико знает эту машину.

— Толстый! — рявкнул я. — Езжай тогда на виллу в Лохусалу. Вели братве рыть окопы полного профиля, а для себя оборудуй долговременную сортирную точку, куда будешь бегать от страха… Вместе с капитаном Бургером… Что тебе, твое толстое превосходительство, теперь до Чико? Спасай шкуру и деньги!

Я вскочил и, схватив в клещи согнутыми пальцами левой руки мясистый нос Ге-Пе, правой стянул вниз и назад воротник его распахнутой дубленки, пеленуя им толстяка до локтей. Отпустил нос и выдрал пистолет. Толчком отшвырнул Ге-Пе спиной на картонку.

Он тоже носил швейцарский «ЗИГ-Зауэр», но облегченную модель. Генеральскую — «пе-двести-тридцать». До пятисот граммов весом. Нажав на выброс обоймы и дав ей слегка выскользнуть, я определил, что все восемь патронов на месте, а патронник пуст. Вогнал обойму назад. Передернул затвор. Поставил на предохранитель.

— Взаймы, — сказал я привставшему с ящика Ге-Пе. Лицо его багровело от унижения. И добавил: — Если не потеряю…

Согнутый пополам Рауль Бургер торчал лицом в пол. Дитер держал на весу его завернутые за спину руки. Начальник кохвика и его напарник смотрели себе под ноги.

— Уходим, Москва? — спросил лучший кригскамарад в мире, подмигивая.

Капралом Москва меня называли последний год службы.

— Договорились обо всем, — сказал я Ге-Пе, невольно улыбаясь при напоминании о прозвище. — Твое превосходительство допивает пиво и ждет меня на лохусальской вилле.

— Не там, — ответил толстяк, — в Пирита. Дечибал Прока адрес и телефон знает.

Я показал Дитеру Пфлауму содержимое вскрытой мной раньше картонки. Он получил возможность посмотреть и потрогать поддельные банкноты, готовые к поставке на экспорт. Этим я втягивал Пфлаума в свои оперативные и, признаться, не вполне правомерные действия с дальним расчетом. Из «Каякаса» он подтвердит своей конторе, что ситуация такова, какова и есть на самом деле. Таким образом, блокирующее наблюдение со стороны открытой Балтики будет гарантировано в пограничных водах ещё на несколько часов.

Прока высадил меня, не доезжая «Паласа». Я велел ему ждать на шоссе, на расстоянии, с которого меня легко приметить, когда я выйду из гостиницы.

В лобби, перегороженном диванами, лампионами, креслами, пальмами в кадках и стойкой бара, пианист в сиреневом блейзере выбивал из клавиш белого рояля вальсы Шопена. Черная кавказская голова выделялась среди шевелюр каких-то латиноамериканцев или азиатов. Боксера, борца или качка легко определить — шея и загривок плавно переходят в затылок, голова тыквой. Да и знакома она мне была ещё с первой встречи в подпольном катране. Господин Вайсиддинов, моряк и правовед, а также кладбищенский подсобный рабочий. Победитель. Надо мной и Чико.

Я неторопливо двинулся в сторону лифтов, когда рядом с первой вынырнула вторая характерная голова. Второй победитель, тоже моряк и кладбищенский служитель, но физик, занимался развязавшимся шнурком. Господин Махмадов, собственной персоной. Какие люди! И, разумеется, с охраной. Третий, славянского обличья, держался чуть поодаль. Он сидел в кресле, развернувшись так, чтобы обеспечить сектор обзора.

Оба азерика, может быть, из-за черных шевелюр, казались необычайно бледны. Лица отдавали мучнистой серостью.

В сторону Махмадова от бара летел официант в эполетах из витых шнурков. И я понял, зачем наклонялся Махмадов. Не ради шнурка. Он уронил сэндвич и с автоматизмом голодающего человека потянулся за ним. Подбежавший официант согнулся в поясе — видимо, подбирал с пола кусок… Они голодали в своем логове?

На подносе, поставленном на столик перед Вайсиддиновым, тесным строем стояли высокие фирменные кульки с сэндвичами.

За мной непрерывно наблюдал портье в сером сюртуке и таком же цилиндре. Когда я входил, он вышколенно распахнул дверь, автоматически зафиксировав доху искусственного меха и потертые вельветовые брюки. Пришлось демонстративно, как бы уточняя время, отвернуть манжету и показать свои «Раймон Вэйл». Затем я взял с подставки французскую «Матэн», защемленную в деревянную палку, и уселся в белое кресло. Демократический интеллигент в ожидании, когда заграничный дядюшка спустится из гостиничных апартаментов. Что-то в этом роде.