Шпион по найму

Когда Прока вернулся, инвентарный список пополнился морским биноклем ночного видения. Я получил морской офицерский темно-синий плащ с меховой подбивкой, шерстяные шаровары со стегаными наколенниками, фланелевую толстую рубашку и вязаный жилет. Свалявшуюся доху, грязную и замызганную, а также изодранные вельветовые брюки я выбросил. Кепку с фетровыми наушниками оставил. Замены ей пока не находилось.

Желтоватый фонарь, закутанный словно в марлю туманом, слабенько мерцал над входом в школьный подвал, когда мы подъехали к студии Тармо. Часы в «БМВ» показывали четверть второго ночи. Я выдал Проке фонарик с узким лучиком и наказал с тщанием осмотреться перед дверью — есть ли следы, кроме наших? Если нет, входить со всей осторожностью. На шорох стрелять и возвращаться бегом. Я — за рулем, двигатель работает.

Расчет был прост. Получив сообщение о моем захвате в «Паласе» и засаде в школьном подвале от водителя «Мерседеса», Чико отправит его назад с приказом как действовать дальше. И не раньше наступления ночи. Тургенев осторожен, рисковать лишними дневными передвижениями не станет. Этот посыльный — ниточка к Чико, если я не опоздал. Я надеялся, что все же нет. Марина, эвакуировавшая Тармо, сказала, что тело кавказца осталось в студии. Если человек или люди Чико приезжали, трупа нет.

— Все тихо, — сказал вернувшийся Прока.

— Тело на месте?

— Валяется.

Мы отъехали сотню метров в глубь просторного двора. Прока наладил бинокль ночного видения. Я прилег на заднем сиденье, приказав разбудить сразу, как только кто-нибудь появится у входа в студию.

И проспал, иногда пробуждаясь из-за боли, до рассвета. Потом ещё три часа. Никто не явился. Чико Тургенев ушел по открывшемуся морскому коридору и двое его людей, как и я, потеряли для него практическое значение.

Я набрал на радиотелефоне номер музыкальной лавки «Велле».

— Все по старому, — сказал Ефим. Он не спросил, где я нахожусь или как себя чувствую.

Глава семнадцатая Морской бой

Прока перебрался на заднее сиденье. Дремал, накрывшись курткой. Моя вахта началась в десять. Часы на панели приборов показывали четверть одиннадцатого утра.

Прямоугольник зеркала заднего вида «БМВ» отражал фиолетовый колобок с грибом-поганкой в середине и двумя насосавшимися пиявками понизу. Мое лицо. Хорошо уж и то, что разлеплялся пальцами левый глаз. Оба теперь смотрели. Подправив зеркало, я принялся изучать мочку уха…

И — словно набросили на лобовое стекло черно-красное покрывало. Из подвала Тармо вырвался жирный дым вперемежку с пламенем. Переворачиваясь, отскакивая от земли, пролетели дверь, навес-крыша над входом, какие-то ошметки. Встала на дыбы и опустилась, раскорячив колеса, малолитражка, припаркованная в школьном дворе.

Грохот пробудил Проку.

— Наглядный урок экономии и расчетливости, — сказал я, запуская двигатель.

Под сыпавшимися осколками оконных стекол и балконной рухляди я осторожно вырулил со двора задним ходом в сторону знакомой выбоины в асфальте за углом, чтобы развернуться и убраться подальше. Куда — пока не знал.

— Ого! — воскликнул Прока. — Ничего себе экономия!

— Дечибал Прока, — сказал я. — Бомбу оставили бывшие съемщики. Уходя, они не только погасили свет, но и включили таймер. Горят пленки, диваны, снимки, реактивы, бумаги, одежда, бар со спиртным и — что еще?

— Труп, — сказал Прока.

— Верно. Но кости горячего копчения останутся. И, хотя нет ничего подозрительней мертвеца без рук, ног и головы, а в нашем случае вообще без мяса, скелет припишут пользователю подвала. Живой, таким образом, станет мертвым… У тебя не возникало желания забыть имя, похоронить прошлое и придумать себе другую судьбу?

— На флоте, когда на берег хотелось… Может, пересядем теперь? Давайте я поведу, Василий Николаевич…

— Доеду до того квартала, там… Мясо от скелета получит другое имя, соответствующий паспорт и сможет выбрать себе — что?

— Место жительства?

— Страну рождения тоже… Главное же, сохранен агент, который отныне становится рабом того, кто дал ему новую ипостась.

Марина проявила расчетливость и практичность. В стиле Бассейна напор, наглость, непредсказуемость. Удивительно, что она вяловато ещё использует бахметьевское дело. Пока только эпизодические явления соколиков с белесыми бакенбардами из-за моей спины… Это странно.

И, уступая руль Проке, я внезапно осознал, какого непростительного дурака валяю в эти минуты. Мало меня били тургеневские ребята!

— К ближайшему таксофону! — велел я Проке, чувствуя, как тяжело становится на душе.

Усталость, это усталость, все эти ошибки от усталости, уговаривал я себя, из-за отсутствия нормальной поддержки, связи, информации, из-за оторванности от основной группы! Из-за этих московских интриг и нерешительности оператора! От бездомности и плохого питания, наконец!

— Есть же радиотелефон, — сказал Прока.

— Который Толстый дал, чтобы контролировать твои беседы.

Ближайший таксофон оказался через два квартала. Прока въехал на тротуар, чтобы укоротить мой путь к пластмассовому козырьку.