Он повертел пустую фляжку и бросил за борт.
Мне показалось, что я уловил далекий гул мотора.
— Думаю, рановато… Отвезу-ка я тебя на свой борт, покажу генералу. Замажу в его глазах. И верну на берег к утру… Дружба, Бэзилушка, в особенности давняя и затянувшаяся, всегда импровизация.
— Импровизация? — переспросил я.
Рум уже поднял голову и вытягивал из огромного футляра, висевшего на ремне через плечо, портативный передатчик. Он тоже услышал и засобирался вызывать свою резиновую эскадру.
Я сделал глубокий вдох, зажмурился поплотнее, опустил руки в наручниках по локти в заливавшую пайолы воду, приподнял слизистую тушу огнетушителя и вдавил латунный рычажок. Шипящая пена ударила вверх мимо моего лица. Я услышал захлебывающийся кашель. Рум бил ногами, но, видимо, ослепленный, попадал не в голову, только по плечам. Я давил и давил рычажок огнетушителя.
Мягкий рокот мотора накатил стремительно. Сквозь сомкнутые веки я почувствовал яркий свет. Открыл глаза и — ослеп. Галогенные лампы, которыми светили прицельно, будто выкалывали зрачки.
Встав на колени, сжав руки в наручниках, я вслепую ринулся кулаками и головой в сторону, где, по моим расчетам, должна была находиться грудь залепленного пеной Рума. И, не встретив ничего на своем пути, вывалился из катера в море.
Гаргантюа Пантагрюэлевич ключом, вытянутым из кармана в бушлате Рума, отомкнул наручники на моих руках. Я тут же защелкнул их на запястьях старого боевого товарища. Потом вырвал у толстяка ключ. Ге-Пе презрительно усмехнулся.
Рация Рума исчезла.
— Этот пленный мой, — сказал я.
— Ваш, ваш, — мрачно ответил Ге-Пе. — Как скажете… Но на вашем месте я выбросил бы его за борт. Он хотел вас утопить.
Дечибал Прока стягивал меховую куртку. Намеревался одолжить?
Огромный матрос, ступая косолапо, внес в просторную рубку-каюту меховой спальный мешок.
— Сбросьте мокрое и закутайтесь пока, — сказал он.
— Кого я вижу! — приветствовал я здоровяка, невольно переводя взгляд на его квадратные ступни. Без носков, в резиновых галошах с подбоем на искусственном меху. — Евроистопник Линьк Рэй! Шагом марш за одеялом и клейкой лентой… Мне бы упаковать этого человека понадежней. А потом переодеваться!
— Кто это? — спросил Ге-Пе.
— Ах, да, твое превосходительство, ты ведь его первый раз в жизни видишь. Позволь представить: Чико Тургенев, прошу жаловать…
Гаргантюа Пантагрюэлевич в лице не изменился.
— Чико так Чико. Как скажете…
Рум слегка покачал головой. Я кивнул.
— Он не говорит ни по-русски, ни по-эстонски, — сказал я. — Только на языке любимых гор… Так что, не лезьте к нему.
Ножом я вырезал в мешке дырки для рук, распорол его низ, а потом, сбросив ботинки, брюки, плащ и остальную одежку, влез в меховой мешок, как в халат.
Я перехватил взгляд Ге-Пе. Он высматривал одолженный у него «ЗИГ-Зауэр», надеялся на возврат. Потом отвлекся: бортовая рация начала принимать мелодию Гершвина, на этот раз «Американец в Париже». Позывные? Ге-Пе резко, отсекая нас, задвинул гармошку двери между ходовой рубкой и каютой.
Срезав ножом мокрые одежки с Рума, я запеленал его в одеяло, принесенное Линьком Рэем, и обмотал поверх скотчем. Рум понимающе опустил веки. Благодарил. Было за что! Могут ведь и пристрелить… Но у меня насчет бывшего взводного был свой план, и он вытанцовывался. Даже слишком. Не сглазить бы теперь…
Я сделал движение, имитирующее нажатие кнопки, и дернул вопросительно подбородком. Рум качнул головой. Разумеется, никакой гранаты в нагрудном кармане генерала Бахметьева, как я и предполагал, не было.
— Дечибал, — сказал я, — прими пленного. Посиди рядом.
— Есть принять пленного, — весело откликнулся бывший офицер советских военно-морских сил. Ему, кажется, нравилось вспоминать службу на этой роскошной шведской посудине.
Собрав в охапку кучу одежки, с которых натекало на пол, и отпихнув ногой перепутавшиеся кольца линя, которым меня вылавливали из моря, я поднялся к кормовому люку. Размахнувшись пошире, швырнул ком за борт. Краем глаза посмотрел в сторону рубки Ге-Пе. В овальных иллюминаторах носовой надстройки различались какие-то люди. Человек пять, может быть, и больше.
Катер шел без огней. Только зеленые показатели приборов светились на панели управления. Огни лохусальского пансионата на берегу становились ярче. Мы жались, оказывается, к суше.
— Ты что делаешь, твое превосходительство? — заорал я Ге-Пе, сидевшему за штурвалом на высокой табуретке как в баре. — У тебя радара, скажешь, нет, чтобы обнаружить катер с генералом? Ты в берег сейчас упрешься! Ищи катер с генералом!
Ге-Пе ухмыльнулся.
— Заткнитесь, вам протрезветь надо… От вас шнапсом несет! На базу я возвращаюсь, — сказал он, посматривая на приборы и береговые огни.
По бельму радарного экрана расползалась зеленая сыпь, вероятно, обозначающая камни, островки и, возможно, лодки, мимо которых мы неслись, растягивая седые усы отбойной волны, исчезавшие в темноте.
— Почему?