Шпион, пришедший с холода

В кармане лежали спички, но он пока ими не пользовался. Сделав шаг в сторону, уперся спиной в стену и замер в полной неподвижности. Насколько Лимас понимал ситуацию, они теперь дожидались, чтобы он перебрался из комнаты охраны в свою спальню, что только укрепило его решимость оставаться на месте. Затем со стороны дома, откуда пришел он сам, отчетливо донеслись шаги. Закрывшуюся дверь кто-то проверил снаружи, защелка замка провернулась и осталась в незапертом положении. Лимас не двигался. Слишком рано. Он оставался пленником в пристройке и пока не различал перед собой цели. Очень медленно Лимас присел на корточки, одновременно вложив руку в боковой карман пиджака. Он не просто сохранял спокойствие – его почти радовала перспектива начала реальных действий, но при этом мысли и воспоминания проносились в сознании с молниеносной скоростью. «Почти всегда у тебя под рукой окажется оружие: пепельница, пара монет, авторучка – что угодно, но ударное, колющее или режущее». Излюбленная фраза безобидного с виду маленького сержанта-валлийца из тренировочного лагеря в окрестностях Оксфорда во время войны. «Никогда не пускай в ход обе руки сразу. Ни с ножом, ни с дубинкой, ни с пистолетом. Левая всегда должна быть свободна и лежать поперек твоего живота. Если нет вообще ничего, чем можно нанести врагу удар, разведи руки чуть в стороны, а большие пальцы выставь вверх и предельно напряги». Взяв коробок спичек в правую руку, он раздавил его, чтобы небольшие, но острые кусочки фанеровки торчали между пальцами. Покончив с этим, Лимас двинулся вдоль стены, пока ногой не уперся в стул, который, как он знал, стоял в самом углу. Уже не обращая внимания на шум, который производил теперь сам, он вытолкнул стул в центр комнаты. Потом, взяв стул за точку отсчета, сделал нужное число шагов в угол, где сходились две стены комнаты. И в этот самый момент он услышал, как резко распахнулась дверь его спальни. Лимас тщетно пытался разглядеть очертания фигуры, которая должна была показаться на пороге, потому что в его комнате тоже царила кромешная тьма. Его со всех сторон окружал непроницаемый мрак. Рвануться вперед, чтобы напасть, он не осмеливался, потому что центр комнаты теперь перегораживал стул, хотя в этом заключалось его небольшое тактическое преимущество – он знал, что стул там, а они нет. Ему нужно было, чтобы они попытались атаковать его сейчас же. Нельзя позволить им дождаться, чтобы их партнер в доме добрался до главного выключателя и дал свет.

– Что же вы медлите, трусливые суки, – прошипел он по-немецки. – Я здесь, в углу. Попробуйте взять меня. Или слабо?

В ответ ни движения, ни звука.

– Я тут, разве вы меня не видите? За чем дело стало? Что с вами такое, детишки? Идите сюда.

И тогда один шагнул вперед, а второй последовал за ним. Секунду спустя раздался грохот, когда первый наткнулся на стул, и это был сигнал, которого дожидался Лимас. Отбросив смятый коробок в сторону, он стал осторожно красться вперед, шаг за шагом, выставив перед собой левую руку жестом человека, который раздвигает ветки в густых лесных зарослях, пока его ладонь не уперлась в мягкую и теплую, чуть колючую ткань военной шинели. Все той же левой рукой Лимас дважды легко похлопал по рукаву – сделал два отчетливых прикосновения – и сразу услышал испуганный шепот по-немецки у себя над ухом:

– Ганс, это ты?

– Замолчи, идиот, – тихо произнес Лимас в ответ, изловчившись и ухватив противника за волосы. Он потянул его голову вперед и вниз, а потом нанес ребром правой ладони страшной силы удар в шею со стороны затылка. Вновь вздернул его кверху за руку и опять ударил, но теперь пальцами раскрытой ладони в горло, чтобы затем просто отпустить и дать безжизненному телу упасть в то место, куда увлекла его сила гравитации. Как только оно повалилось на пол, вспыхнул свет.

В дверях стоял молодой капитан в форме народной полиции и курил сигару. За спиной у него маячили еще двое мужчин. Один из них был совсем молод и одет в гражданский костюм. В руке он держал пистолет. Лимасу показалось, что это оружие чешского производства, в которое обойма вставляется с задней стороны рукоятки. Все смотрели на человека, распростертого на полу. Кто-то открыл другую дверь, и Лимас повернулся, чтобы узнать, кто именно, но тут же услышал громкий окрик – кажется, это капитан так зычно приказал ему не шевелиться. Он медленно развернулся и снова встал лицом к троим мужчинам.

Руки Лимаса все еще оставались вытянутыми по швам, когда он сам получил удар, от которого у него, казалось, раскололся череп. Падая и уже проваливаясь в теплое забытье, он успел подумать, что ударили его револьвером, причем старого образца, с гнездом на конце рукоятки, через которое продевался шнур от кобуры.