Шпион с пеленок

Октаграмма с восемью свечами и сложным рисунком внутри, начерченная на полу в потайной комнате подвала, постепенно наполнялась силой. Черная курица и жертвенная кровь — все исчезло. Жертва принята. Эйлин перевела дух. Она чувствовала себя опустошенной и слабой, как новорожденный котенок, а еще было страшно холодно. Хватило бы сил подняться наверх! Еще ступенька… еще… не хватило.

Алан Далтон пил пятую чашку кофе. Он не мог позволить себе уснуть: женщина, к ногам которой он готов был бросить не только все, что имел, но и самого себя, в любой момент могла позвать на помощь. Но пока она не позовет, он не имел права даже встать: первая ночь Йоля — ночь Матери — принадлежала только женщинам. Зова он так и не услышал, но подскочил и бросился на звук упавшего тела…

И едва успел, чтобы она не скатилась назад — так она могла и погибнуть, но он предпочел никогда больше не думать об этом. Особенно когда нес ее, такую легкую, на подрагивающих руках в постель, заботливо переодевал (чего ему это стоило — знал только он!), укрывал, укутывал и не находил в себе сил уйти — да что там, даже подняться с колен от ее изголовья.

Рука сама коснулась волос цвета воронова крыла. Она и сейчас была прекрасна: без амулетов, с черными тенями усталости вокруг глаз, с проявившимися непонятно откуда морщинками… Далтон вздрогнул, когда ледяные пальцы легли на его руку.

— Так холодно, — услышал он и обнял ее, согревая и радуясь, что она наконец пришла в себя. А она потянулась к нему, к его теплу, а дальше… Дальше он устоять не мог, да и не хотел.

Горячие губы дарили Эйлин такое необходимое тепло. Она была готова раствориться в них, в его теплых ладонях, этом таком нужном и теплом теле — ближе, как можно ближе, но шевельнуться не было сил. Их хватило только на то, чтобы шепнуть «да», когда Алан, жарко и тяжело дыша, убирал последнее, что оставалось между их телами. Его руки дрожали, и постепенно дрожь передалась всему телу. Зимний холод ее кожи, страсть и страх смешались воедино, но он не дал последнему овладеть собой. Он знал, что мог лишиться магии совсем: после ритуала Эйлин могла выпить ее полностью, — но не думал уже ни о чем.

— Там, у зеркала, накопители, сын зарядил, — прошептала наконец Эйлин.

Мысленно поблагодарив мальчика, Алан нашел в себе силы встать, но не разжать руки. Почувствовав, как Эйлин осторожно оплела его талию ногами, резко выдохнул и уже на грани сознания нащупал накопители. Изо всех сил сдерживаясь, он активировал их по очереди, не отпуская Эйлин ни на один дюйм, посадил ее там же, у зеркала, целуя тонкие выступающие ключицы, небольшую грудь, спускаясь жаркими губами все ниже и ниже, пока она не застонала и не притянула его голову к себе. Когда горячий язык скользнул внутрь ее лона, она застонала, уже не сдерживаясь… Чувствуя, как согревается, выгибаясь от наслаждения, ее изящное тело, он рывком перенес их обоих на кровать, падая сверху, придавливая, обездвиживая ее, забросившую обе руки назад за голову и открывшуюся перед ним — всю, входя медленно до самого конца, еще раз и еще…

* * *

Тощая рыжая кошка, возвращавшаяся в лунных тенях по глухой безлюдной улочке с неплохой добычей (в виде интереснейших сведений и пары еще более интересных колец на хвосте) от одного из тщательно скрываемых министром магии «домиков на отшибе», присела, слегка оцепенев от неожиданности. Захотелось… кота.

Северус уже с полгода как не мог войти в контакт с чужим сознанием на расстоянии, и внезапно возникшая связь с матерью просто шокировала, не говоря о ее содержании. А уж реакция тела, получившегося после принятия оборотного…

«Черт, придется еще и еще дорабатывать состав!» — успел подумать он, громко мурлыкнув и тут же постаравшись подавить этот звук, но было уже бесполезно.

Два здоровенных рыжих котяры с весьма заинтересованными наглыми мордами словно из воздуха соткались. Северус похолодел.

«Сейчас изнасилуют, бля», — пронеслось в сознании, а полное неприятие ситуации человеческим мозгом вздыбило шерсть на загривке. Он зашипел.

Коты мурлыкнули и чуть отодвинулись.

«Хоть бы подрались между собой», — пронеслась мысль. А нечто под хвостом продолжало бесстыдно пульсировать. Подлый хвост кокетливо задергался.

Кошаки снова мурлыкнули и дружно шагнули ближе.

«Групповуха?! Не-е-ет!!!»

Внезапно в глазах потемнело, в груди развернулся обжигающий до боли комок, а через долю секунды Северус уже свысока смотрел на совершенно круглый мохнатый рыжий шарик с вылупленными глазами, тихо пятящийся-катящийся от него, и легким движением хвоста сбросил второго рыжего, слегка пришибив его о кирпичную стену.

Переведя дух, первым делом посмотрел себе под хвост.

«Слава богу, мальчик», — подумал он, критически осматривая совершенно белые лапы. Оглядев спину, немного успокоился, увидев светло-бежевый чепрак с небольшими пятнами. Высокие стройные лапы и поджарое тело давали одно предположение: гепард.

«Ну, здравствуй, моя анимагическая форма… Но почему альбинос-то?! Да, теперь слиться с местностью не удастся. Как обратно-то теперь?»