Шпион смерти

…А Москва встретила Бориса прохладно.

На время сдачи вступительных экзаменов он остановился в Тарасовке у своего дяди Николая и вместе со своей кузиной, младшей дочерью дяди, все дни проводил на берегу мелководной, но тогда еще чистой Клязьмы. Кузина держала экзамен на географическое отделение пединститута им. Ленина, поэтому часть сдаваемых предметов у них совпадала. К своему удивлению, он убедился, что уровень его «деревенских» знаний в целом не уступал «московским».

Июль-август 1959-го окончательно сделали Бориса взрослым. Речь шла о будущем, а проклятая неизвестность экзаменационной лотереи неотступно висела над ним мрачной тучей. Он не представлял, что будет делать, если провалится на экзаменах.

Среди абитуриентов были в основном москвичи и дети обеспеченных родителей. Хорошо одетые, крикливые и самоуверенные, они держались обособленно, всюду задавали тон, бесцеремонно расталкивали «провинциалов» и лезли везде без очереди. Было много суворовцев из Закавказья, а также демобилизованных солдат, которые шли вне конкурса. Тем было достаточно сдать все экзамены на «тройки». Борис в застиранной рубашонке и полотняных брючках казался себе самому настоящей деревенщиной, робел при виде столичных «штучек» в юбках-колоколах и взбитых «бабетах», держался от всех в стороне, присматривался ко всему с благоговением и страшно переживал.

Перед огромной анкетой, в которой содержались странные вопросы о членстве в других, кроме КПСС, партиях, о смене фамилий, нахождении на территории, занятой немцами, о пребывании в плену, а также о родственниках за границей, он совсем спасовал и долго думал над формулировками, чтобы не ошибиться. Особенно пришлось попотеть над вопросом, касающимся отца. Мать его проинструктировала, чтобы он указал, что с отцом никогда не жил (что соответствовало действительности), потому что тот развелся с матерью в 1954 году, и адрес его не известен (что не соответствовало действительности: мать рассказала Борису, что он проживает теперь в Москве с другой женщиной). О том, что отец был в плену, лучше умолчать. Ведь укажи он, что отец четыре года кормил вшей в Норвегии на каменоломне, и прощай иняз, прощай мечты об интересной работе! Ни один приличный вуз не примет у такого гражданина документы, а если и примет, то на приличное распределение после окончания рассчитывать будет трудно.

Среди абитуриентов ходили всевозможные страшные слухи о том, что конкурс в этом году составлял пять человек на место, что преподаватели безбожно «резали» на экзаменах по языку, что к знанию истории страны и партии предъявляли непомерные требования, что по русскому языку и литературе предлагали странные «вольные» темы. Борис боялся в основном за немецкий, потому что обнаружил, что, при всем знании лексики и грамматики, произношением блеснуть никак не мог. Он с трудом понимал речь молоденьких преподавательниц иняза, проводивших консультации, и приходил в ужас при мысли о том, чтобы открыть рот в их присутствии.

Хорошо, что первый экзамен был письменный русский, и Борис за сочинение на вольную тему получил «четверку». Устный русский и литературу, а потом и историю сдал на «отлично», и это, вероятно, решило все дело. Отсев на трех экзаменах был такой большой, что на иностранном языке приемная комиссия решила самых лучших пощадить, поэтому он легко сдал немецкий на «хорошо» и даже без учета золотой медали свободно прошел по конкурсу. Трудно было предугадать исход сессии, если бы первым пришлось сдавать немецкий.

Как бы то ни было, в середине августа Борис смог прочесть свою фамилию в списках принятых и тут же стал устраиваться в общежитие в Петроверигском переулке. Всех новеньких студентов мобилизовали на стройку. Они где-то с неделю рыли какие-то траншеи в конце только что отстроенного Комсомольского проспекта, и он еле успел съездить в Кунаково, чтобы забрать вещи.

…Первые два года учебы в институте потребовали от него максимального напряжения, особенно по немецкому языку. Полученные в школе знания все-таки были недостаточными для иняза, и приходилось «нажимать» во всю силу. Зато в эти годы им была заложена солидная база, и скоро он оказался в передовых. Сокурсники, блиставшие отличным знанием языка при поступлении, почили на лаврах и увлеклись соблазнами, в обилии предлагавшимися столицей и самостоятельной жизнью, за что скоро были наказаны. «Салаги» из провинции — Сережка Чуканов из Благовещенска, Генка Гуляев из Магнитогорска и Борис Зайцев из Липецкой области — догнали и перегнали их на третьем курсе и, набрав скорость, мощно финишировали на шестом. Абитуриентам 1959-го года не повезло: иняз по каким-то соображениям предложил им шестигодичную программу обучения, но уже на следующий год опять вернулся к пятигодичной.