Шпион смерти

«Девятому, № 3, 12 апреля.

Крупье рассказал, что после неудачной попытки продать шифры в нашем посольстве он вышел на дельца, которым оказался Кассио. Последний охотно взялся помочь Крупье сбыть материал, но под грабительские комиссионные проценты. В результате трех сделок с мошенником Крупье не удалось собрать необходимой суммы на лечение заболевшей в Штатах матери, и он попытался договориться с ним о дополнительной выплате двадцати тысяч долларов, которых ему не хватало.

Кассио наотрез отказался пойти на это, пригрозил Крупье, что если он продолжит „попытки вымогательства“, то выдаст его офицеру безопасности, и прогнал со встречи. Все это частично я видел сам, и Крупье мне рассказал сегодня. Во время беседы он спросил, не могу ли я оказать ему помощь. Дело в том, что Кассио получил от него не оригиналы шифров, а дубликаты. Оригиналы шифров хранились у него в квартире, и он предложил их мне за двадцать тысяч долларов. Я сделал вид, что шифры для меня не представляют никакой ценности, но он был так рад представившейся возможности от них избавиться, что мне пришлось их „нехотя“ взять. Планирую подать Крупье выплату указанной суммы исключительно под знаком моего доброго к нему расположения, и буду при этом легендировать, что шифры никем пока не востребованы и лежат на мне „мертвым грузом“. Полагаю, что эта маленькая хитрость позволит мне потом вернуться к обсуждению с ним вопроса о получении новых шифрокомплектов.

Полученные от Крупье материалы могу передать представителюлегальной резидентуры на ближайшей моментальной встрече по условиям „Аякс“. Итак, с Крупье, кажется, удалось установить доверительные отношения, которые могут позволить нам воспользоваться его разведывательными возможностями в будущем. О результатах работы с ним буду информировать. Фрам, № 3. Конец».

* * *

Фрам ехал на моментальную встречу, но мысли его были заняты другим. С того памятного вечера, проведенного у Марии и ее матери, его не отпускала боль невосполнимой потери, случившейся исключительно по его вине. Он много раз пытался себя успокоить, что стал жертвой обстоятельств, которые оказались выше его сил и возможностей. В конце концов, отец сам обошелся с ним и с матерью не самым лучшим образом.

Но каждый раз, как он представлял себе мрачные норвежские каменоломни, нечеловеческие условия концлагеря, голодную смерть совершивших побег из лагеря где-то в диких шведских горах, новую несправедливость и унижения для тех, кому удалось вернуться живыми на родину, обещание, данное матери, и трусливую ложь об отце в анкетах, отказ встретиться с ним, когда он послал к нему в общежитие своих братьев, то на душе становилось так муторно и тошно, что хотелось бросить все, куда-то бежать, взывать о помощи, прощении.

Но поделиться настигнувшим его горем было не с кем, рядом были чужие люди, и никто из них, даже если он и расскажет, не поймет всю горечь его положения. Да и был ли на всем свете хоть один человек, который сумел бы облегчить бремя его вины и душевных мук? Вряд ли. Это он уже начал понимать. За все в жизни приходится расплачиваться самому, — и за свои ошибки тоже.