Шпион смерти

Гастролер целый день протаскал их по улицам Копенгагена и музейным залам, но ничем не проявил своих дальнейших намерений. При анализе результатов слежки за день сотрудник бригады Поульсен, хитрый увалень с Фюна, сказал ему:

— Сдается, шеф, мы вытащили дохлый номер. Это чистый турист, и мы только зря с ним возимся.

Мнение Поульсена поддержали другие сотрудники бригады, но только не Динесен. Он выслушал их всех по очереди, а потом задумчиво прищурил правый глаз и решительно произнес:

— Ладно, парни, спасибо за откровенный разговор. Завтра посмотрим, что приготовил нам этот турист. — И поехал в Политигорден отчитываться за работу в течение дня.

Комиссар Естебю, сославшись на только что проведенные консультации с шефом СЭПО, передал Динесену рекомендацию шведов:

— Йенс, наши партнеры просят больше не рисковать операцией и настаивают на том, чтобы мы изыскали легитимный предлог для задержания Гастролера.

— Шеф, это легко советовать, но вы же знаете, чтобы это выполнить, нужна серьезная подготовка, а главное — время. У нас-то его как раз может и не быть. Объект в любое время может закончить свои дела в Копенгагене и отправиться восвояси дальше.

— Конечно, я знаю все это, — раздраженно ответил руководитель ПЭТ. Ему было досадно за то, что шведы поставили его в щекотливое положение своей просьбой, а он не смог им достойно и аргументированно возразить. Создавалось впечатление, что СЭПО как будто мстила датчанам за то, что те не пустили их на свою территорию для продолжения слежки за своим объектом. — Придумай что-нибудь, ты у нас всегда отличался изобретательностью.

— А если мы только спугнем объект, насторожим его и он примет меры? Что мы можем ему инкриминировать?

— А мы и не будем ничего придумывать. Объявим ему, что у шведов к нему есть вопросы, например, у налогового ведомства и передадим его спокойненько в Стокгольм.

— Не нравится мне вся эта спешка, шеф.

— Мне тоже, Йенс, но мы здесь не вольны принимать решения, мы только выполняем волю его «хозяев».

— Ну-ну, как знаете. Вам, начальникам, виднее сверху.

Динесен ушел от комиссара словно из кабинета неумелого дантиста, вырвавшего у пациента не тот зуб.

* * *

Отделение банка «Ландсманнсбанкен», в котором ему предстояло получить деньги, находилось у черта на куличках. Он долго искал нужную улицу по карте города, пока не наткнулся на нее почти у самого ее обреза. Банк располагался в восточной части Аматера, южного пригорода датской столицы, по дороге в аэропорт Каструп. Рядом с банком значился кемпинг, чуть южнее его — форт Каструп, а через дорогу от окруженного водой форта — Амагерский парк и море. Рядом Агнетевай, то бишь улица Агнеты. Кто такая была эта Агнета и чем она отличилась, что ее именем названа улица, на которой располагался банк, в котором ему предстояло совершить пустяковую с виду, но такую важную по существу операцию? Лучше будет осмотреть сначала форт, убедиться, что все в порядке, а потом уж топать на улицу Агнеты.

Вчерашний выход в город слегка насторожил его. Во-первых, этот «сааб» с тремя или четырьмя мужиками почти одного возраста. Во-вторых, это странное ощущение вакуума вокруг себя: вроде кто-то незримо присутствует, но глазу уцепиться не за что. Конечно, шведы могли «передать» его своим датским коллегам (вероятность события девяносто процентов). Конечно, и сами датчане могли пустить за ним слежку как за иностранцем, намерения которого им пока не известны (вероятность события не более десяти процентов). Но дело уже сделано, и отступать или менять планы было поздно. В конце концов, это его законное право получить законным путем причитающиеся ему по закону деньги. Все остальное им еще надо доказать.

Сначала он решил пройтись пешком по центру города, а потом сесть в автобус и доехать до нужного района. Бродя по пешеходной улице, он старательно осматривал витрины, заходил внутрь магазинов, вертел в руках всякие сувениры и безделушки и, увлекшись, чуть не купил в одном киоске лохматого, завернутого в козью шкуру, деревянного, с пьяными глазами, рогатого викинга. Он стоял у витрины посудного магазина и любовался синей росписью датского королевского фарфора, когда сзади его послышалась знакомая родная речь. Он с трудом удержался, чтобы не оглянуться и продолжал — теперь уже бессмысленно — рассматривать узор на каком-то молочнике.

— Ну мамочка, ну я прошу тебя, ну, пожалуйста, купи вон того тролля! — упрашивал хнычущий детский голос, принадлежащий, вероятно, девочке.

— И не приставай, у тебя уже есть два, — отвечал низкий грудной голос матери. Фраму сразу представилась тучная и знойная дама средних лет, уроженка Кубани или Полтавы, впервые попавшая в загранкомандировку с мужем, а потому считавшая себя избранной богом.

— Ну так те не считаются, они совсем другие, — продолжала капризничать дочка.

— У нас нет денег, ты хорошо об этом знаешь, — резким голосом отвечала мать.

— Да-а-а, не-е-ту… Как на машину, так у вас есть, а мне жалко купить игрушку, — захныкала девочка.