Шпион Темучина

Снаружи послышались шаги, и в гэр ввели Гамильдэ-Ичена. Юноша был не очень изнурен допросом и выглядел вполне довольным, даже можно сказать, веселым.

– Ох, поедим! – усевшись на кошму, он потер руки. – Что тут у них – борц? А вареной баранины нету?

– Не разговаривать! – грозно предупредил один из воинов.

Охранники Гамильэ тоже остались в гэре. Шаман, похоже, не любил неожиданностей и предпочитал хорошенько перестраховаться. Итак, двое на четверых – если рассуждать в таком плане. Вооружение: у воинов – сабли, ножи. У помощников шамана – длинные кинжалы. Эх, не развернуться в гэре… Да и надобно дождаться Сухэ, не бросать же.

Сухэ не пришел. Заглянувший в юрту воин просто жестом позвал всех наружу. Выйдя из гэра, вся процессия в лице невольных гостей и их стражей направилась к центральной площади кочевья, где, с милостивого разрешения старейшины и шамана, был продолжен столь удачно начатый концерт. Правда, на этот раз больше всех выступал Гамильдэ-Ичен: читал с выражением свою любовную поэму, играл на хуре, пел…

– Про что спрашивали? – улучив момент, шепотом поинтересовался Баурджин у Сухэ. – Что ты им рассказал?

– Про все кочевья, – юноша улыбнулся, – Гамильдэ-Ичен сказал – можно.

– И про нашу торговлишку рассказал?

– Нет. Про торговлю они не спрашивали. Спрашивали про какие-то красные повязки.

Перехватив подозрительный взгляд шамана, нойон громко забил в бубен.

Свое знамя, что видно издалека, я окропил,
В свой звонко рокочущий барабан, покрытый кожей
Черного быка, я ударил!

– покончив с любовной лирикой, Гамильдэ-Ичен перешел на более героический репертуар. Героический, но в данной ситуации не совсем верный в политическом плане – в песне повествовалось о приключениях Темучина в компании Джамухи – тогда еще лучших друзей. Впрочем, народец в кочевье собрался насквозь аполитичный, так что и эта сомнительная песнь ничего, прокатывала.

Баурджин пристально поглядывал вокруг, отмечая и надменный взгляд шамана, и вооруженных воинов, маячивших шагах в пяти от «артистов». Вот ухмыльнулся. Вот обернулся. Вот шепнул что-то старейшине. Тот махнул рукой – и несколько воинов побежали к лошадям, а стражи придвинулись вплотную к импровизированной сцене.

Ой, не нравилась нойону вся эта суета! Не решил ли шаман избавиться от всех возможных проблем по старому доброму принципу – нет человека, нет и проблемы? Грубо говоря – расстреляют подозрительных артистов сразу после концерта… вернее, умертвят каким-нибудь дешевым и быстрым способом типа переломления спинного хребта – как тут было принято. Значит, нужно попытаться бежать. То есть нет, не нужно пытаться. Просто – бежать, а там уж как Бог даст. Предупредить своих…

Передав бубен Сухэ, Баурджин, дождавшись паузы, подошел к Гамильдэ-Ичену:

– Теперь позволь мне…

– Это – последняя песнь! – взяв нойона под локоть, негромко произнес один из стражей. – Старейшина сказал – заканчивать, уже поздно.

Баурджин кивнул – уж, конечно, поздно. Вождь – а вернее, шаман – торопится сделать дела до наступления темноты. Что за дела? Если б что хорошее – например, пир горой – так никакая бы темнота не помешала. Значит… Ладно, хорошо…

Нойон посмотрел в небо – золотое солнце клонилось за сопки, до его захода, по всем прикидкам, оставалось часа полтора-два. Много! Слишком много. Столько выступать не дадут.

Ладно…

Пожав плечами, Баурджин выставил ногу вперед и, важно заложив руки за спину, произнес с неким даже пафосом, с коим конферансье с летних провинциальных сцен любили объявлять куплетистов или женщин-змей.

– Товарищи! А сейчас – последний номер нашего шефского концерта. Короткая песнь – уртын дуу – о страшных разбойниках.

Услыхав про разбойников, народ оживился.

– Автор музыки, слов и исполнитель – ваш покорный слуга! – Баурджин поклонился все с тем же дешевым провинциальным шиком. – Аккомпаниаторы – благороднейшие музыканты, – поворачиваясь, нойон обвел рукою ребят и жестом показал пальцем на свое ухо – мол, слушайте.

– Песня называется просто – «Что было, то и было». Пожалуйста, господа…

Баурджин откашлялся и приступил к… Гм-гм… собственно, пением это вряд ли можно было бы назвать, скорее – просто речитатив под звяканье хура и глухие удары бубна.

Так сказать, вступительную часть предложенного почтеннейшей публике произведения нойон изложил очень кратко – буквально в двух словах, быстро перейдя к развязке:

И вот враги схватили их,
И привели в свое логово.
Табуны лошадей там махали хвостами,
Тысячи женщин стенали,
И много еще было всякого богатства.
И вождь разбойный решил убить героев!

В этом месте Баурджин повысил голос: