Шпион в доме любви. Дельта Венеры

Война как некая абстракция еще никогда не проникала в сознание Сабины. Она была из тех, кто ищет причастия и принимает религию только в форме облатки на языке. Война как облатка, положенная ей прямо на язык молодым авиатором, внезапно оказалась очень близкой, и Сабина поняла, что, если он разделит с ней свое презрение к безмятежности мира, это сразу же ввергнет ее в адское ядро войны. Таким был его мир. Когда он сказал:

— Возьмите себе велосипед, и я покажу вам пляж получше и подальше… — смысл был только в том, чтобы убежать от модных, возлежащих на пляже фигур, от игроков в гольф и человеческих прилипал, приклеенных к сырым бокам баров, укатить в его ад.

Как только они пошли вдоль пляжа, он заговорил:

— У меня за плечами пять лет войны в качестве бортстрелка. Пробыл пару лет в Индии, в Северной Африке, спал в пустыне, несколько раз разбивался, совершил около сотни полетов, чего только ни повидал… Мужчин умирающих, мужчин вопящих в капканах пылающих самолетов. Обугленные руки, руки-клешни. В первый раз меня послали на поле боя после крушения… запах горелого мяса. Сладкий и тошнотворный, он потом не покидает вас много дней. Вы не можете его смыть. Не можете от него избавиться. Он преследует вас. Однако мы любили и посмеяться, смеялись все время. Смеялись от пуза. Крали проституток и запихивали их в постели тех, кто не любил женщин. Наши попойки продолжались по нескольку дней. Мне нравилась такая жизнь. Индия. Я бы хотел вернуться. Здешняя жизнь, то, о чем люди говорят, что делают, думают, наводит на меня скуку. Я люблю спать в пустыне. Я видел, как рожает негритянка… она работала на полях и таскала грязь для нового аэродрома. Она перестала таскать грязь, чтобы разродиться под крылом самолета, прямо там, а потом завернула ребенка в тряпки и вернулась к работе. Забавно было видеть огромный самолет, такой современный, и эту полуголую черную женщину, родившую ребенка и снова ставшую таскать в ведрах грязь для аэродрома. Понимаете, из всей нашей компании уцелели только двое. И все же мы откалывали штучки. Дружки всегда меня предупреждали: «Не бросай полетов; спишут на землю — тебе крышка». Что ж, списали и меня. Слишком много тыловых пулеметчиков. Я не хотел возвращаться домой. Что такое жизнь штатского? Она хороша для старых дев. Это привычка. Серость. Посмотрите: молоденькие девчонки хихикают, хихикают без причины. Мальчишки берут с меня пример. Ничего не происходит. Они не смеются от пуза и не вопят, им не бывает больно, они не умирают и не смеются.

В его взгляде все время присутствует что-то, чего она не может прочесть, что-то, что он видел и о чем не хочет говорить.

— Вы нравитесь мне, потому что ненавидите это место и потому что не хихикаете, — сказал он, нежно беря ее за руку.

Они шли без конца, не ведая усталости, по пляжу, пока не кончились дома, сады, люди, пока пляж не стал диким, лишенным отпечатков ног, пока морской мусор не превратился в «разбомбленный музей», как выразился он.

— Я рад, что нашел женщину, которая идет в ногу со мной, как вы, — сказал он. — И которая ненавидит то же, что и я.

Когда они возвращались домой на велосипедах, он был в приподнятом настроении, его гладкая кожа румянилась от солнца и удовольствия. Легкая дрожь движении исчезла.

Светлячков было столько, что они бились в лица велосипедистов.

— В Южной Америке, — сказала Сабина, — женщины носят светлячков в волосах, однако светлячки перестают светиться, когда засыпают, так что женщинам то и дело приходится их тереть, чтобы не давать уснуть.

Джон рассмеялся.

На пороге коттеджа, в котором она остановилась, он заколебался. Он видел, что дом представляет собой меблированные комнаты, находящиеся под юрисдикцией частной семьи. Она не шевелилась, но приковала свои расширенные, с бархатными зрачками глаза к его словно затем, чтобы ослабить их волнение.

Он проговорил очень тихим голосом:

— Я бы хотел остаться с вами.

А потом наклонился и поцеловал братским поцелуем, не попав в губы.

— Оставайтесь, если хотите.

— Они меня услышат.

— Вы многое знаете о войне, — сказала Сабина. — А я знаю многое о мире. Есть способ войти так, чтобы они вас не услышали.

— Это правда?

Однако он не был уверен, и она поняла, что он просто подменил свое недоверие к грозной семье недоверием к ее способностям интриганки, превращавшим ее в опасную противницу.

Она молчала и, отмахнувшись, побежала к дому. Тогда он схватил ее и поцеловал почти отчаянно, вонзая свои нервы, свои гибкие пальцы в ее плечи и волосы, хватаясь за ее волосы так, как будто тонул, прижимая к себе ее голову, словно она могла ускользнуть от него.

— Позволь мне войти.

— Тогда сними туфли, — прошептала она.

Он последовал за ней.

— Моя комната на втором этаже. Когда мы будем подниматься по лестнице, иди со мной в ногу: ступеньки скрипят, но будет казаться, что идет один человек.

Он улыбнулся.

Когда он добрались до ее комнаты и она закрыла дверь, он обследовал окружающую обстановку словно затем, чтобы увериться в том, что не попал во вражескую западню.