Шпион, выйди вон

Безупречное прошлое. Они наблюдали за ним уже пять дней, русские должны были пробыть там еще двенадцать. По всем прикидкам местным ребятам довольно опасно было самим играть в эту игру, но они посчитали, что решительный «наезд» может принести успех. На какой-то особо богатый улов расчета не было, но что из этого? Может, мы выставили бы его на торги, правильно я говорю, мистер Гиллем?

«Выставить на торги» означало продажу или обмен с чьей-нибудь другой разведкой: «головорезы» занимались и торговлей мелкими перебежчиками.

Не обращая внимания на Тарра, Гиллем сказал:

– Юго-Восточная Азия была вотчиной Рикки. Он сидел без дела, вот я и приказал ему сделать проверку на месте и доложить по телеграфу.

Каждый раз, когда говорил кто-то другой, Тарра одолевала сонливость. Он пялил глаза на говорящего, они будто подергивались туманом, и приходилось делать паузу, будто возвращаясь назад, перед тем как начать говорить снова.

– Итак, я сделал все, как приказал мистер Гиллем, – продолжил он. – Я всегда выполняю приказы, не так ли, мистер Гиллем? Я ведь на самом деле неплохой парень, хотя и немного вспыльчивый. Он улетел следующей ночью, тридцать первого марта, в субботу, с австралийским паспортом, подвидом торговца автомобилями, с двумя чистыми бланками швейцарских паспортов на случай провала, спрятанными за подкладкой чемодана. Эти документы в случае непредвиденных обстоятельств следовало заполнить – один для Бориса, другой для него самого. Он встретился с гонконгским резидентом в автомобиле неподалеку от своего отеля «Голден Гейт» на Коулуне.

В этом месте Гиллем наклонился к Смайли и тихо обронил:

– Тафти Тесинджер, этот шут гороховый. Бывший майор, стрелок Африканского королевского полка. Назначен Перси Аллелайном.

Тесинджер доложил Тарру обо всех передвижениях Бориса за неделю, сведения о чем были получены на основе постоянной слежки.

– Борис оказался настоящим чудаком, – сказал Tapp. – Я никак не мог его раскусить. Он пьянствовал каждую ночь без перерыва. Он не спал всю неделю, и у наблюдателей Тесинджера ноги подкашивались от усталости. Целый день он следовал за своей делегацией, осматривал фабрики, принимал участие в дискуссиях – словом, вел себя как типичный молодой советский чиновник.

– Насколько молодой, кстати? – спросил Смайли.

Гиллем вставил:

– В его анкете указано: «Родился в Минске в тысяча девятьсот сорок шестом году».

– С наступлением вечера он возвращался в"Александра Лодж", старое обшарпанное строение на окраине Норт-Пойнта, где поселилась вся делегация.

Он ужинал вместе со всеми, затем около девяти часов выходил через боковой ход, ловил такси и несся по направлению к ночным ресторанам в центре, на Коулуне. Его любимым местом была «Колыбель кошки» на Куинс-роуд, где он угощал выпивкой местных бизнесменов и всячески изображал из себя мистера Личность. Он мог проторчать там до полуночи. Из «Колыбели» он возвращался через туннель в Ванчай, в местечко под названием «У Анжелики», где выпивка стоила дешевле. Один. «У Анжелики» – это кафе с притоном в подвальном этаже, куда ходят матросы и туристы. Борис, кажется, любил это место. Он выпивал там три или четыре коктейля и сохранял чеки. Обычно он пил бренди, но здесь для разнообразия заказывал водку. Все это время у него была связь с одной девушкой из Европы, наблюдатели Тесинджера выследили ее и заплатили за рассказ. Она поведала, что он ужасно одинок, и в постели только и делал, что ныл о своей жене, не сумевшей оценить такую личность. Это было уже настоящее достижение, – саркастически добавил Tapp, в то время как Лейкон занялся угасающим огнем, вороша угли и возвращая пламя к жизни. – В ту же ночь я двинулся в «Колыбель», чтобы взглянуть на него. Наблюдателей Тесинджера отправили в постель со стаканом молока. Их совершенно не интересовало, что будет дальше.

Рассказывая, Tapp ненадолго замирал время от времени, будто прислушивался к магнитофонному воспроизведению собственного голоса.

– Он приехал через десять минут после меня в компании высокого светловолосого шведа с какой-то девицей из Китая. Там было темно, и я пересел за столик поближе. Они заказали виски, платил Борис. Я был метрах в двух от этой паршивой троицы и слушал весь их разговор. Китайская крошка предпочитала помалкивать, тон разговору в основном задавал швед. Они говорили по-английски. Швед спросил Бориса, где тот остановился, он ответил:

«В Эксцельсиоре», что было чудовищной ложью, потому что он жил в «Александра Лодж» вместе с остальными членами делегации. Ну, понятное дело, «Александра» на задворках, «Эксцельсиор» звучит гораздо лучше. Около полуночи вечеринка подходит к концу. Борис говорит, что он должен идти домой: завтра у него напряженный рабочий день. Вторая ложь, потому что он и не собирался идти домой, – прямо как этот, как его, из истории о Джекиле и Хайде – ну тот самый, обыкновенный доктор, который переодевается и идет кутить. Кем у нас был Борис?

С минуту все молчали, никто не хотел ему помочь.