Ему не хотелось оставлять ее здесь в темноте, под деревьями, и он провел ее немножко назад к дому; оба молчали. Он уже шел по дороге, когда снова услышал, как она напевает, причем так громко, что это было похоже на вой. Но это была ерунда по сравнению с той бурей, что клокотала у Джорджа внутри, с теми вспышками тревоги, гнева и отвращения, что сопровождали его во время этой поездки в глухую ночь, и бог знает чем все это должно было закончиться.
Он успел на пригородный поезд до Слау, где его ждал Мэндел в машине, взятой напрокат. Пока они неторопливо приближались к желтому мерцанию городских огней, он слушал, чем увенчались поиски Питера Гиллема. В журнале дежурного офицера не содержалось записи о ночи с десятого на одиннадцатое апреля, сказал Мэндел. Кто-то вырезал страницы бритвенным лезвием.
Отсутствовали также отчет вахтера за ту же ночь и отчет об обмене радиосообщениями.
– Питер полагает, что это сделано совсем недавно. Там на следующей странице нацарапана приписка: «По всем вопросам обращаться к руководителю Лондонского Управления». Почерк Эстерхейзи, датировано пятницей.
– Прошлой пятницей? – спросил Смайли, повернувшись так резко, что ремень безопасности жалобно взвизгнул. – Это тот же день, когда Tapp прибыл в Англию.
– Все со слов Питера, – ответил Мэндел бесстрастно.
И, наконец, что касается Лапина (он же Ивлев) и атташе по культуре Алексея Александровича Полякова, оба из советского посольства в Лондоне. В донесениях «фонарщиков» Тоби Эстерхейзи не содержится ничего нелицеприятного. Оба были как следует изучены, оба были признаны «чистыми»: самая безупречная из всех категорий. Лапина откомандировали в Москву год назад, Мэндел также принес в портфеле фотографии Гиллема, полученные в результате его вылазки в Брикстон, проявленные и увеличенные до размеров целого листа. У Паддингтонского вокзала Смайли вышел, и Мэндел передал ему портфель через дверной проем.
– Думаю, ты не хочешь, чтобы я тебя провожал? – спросил Мэндел.
– Спасибо, здесь всего метров сто.
– На твое счастье, в сутках двадцать четыре часа.
– Да, действительно.
– Кое-кто уже спит.
– Спокойной ночи.
Мэндел все еще не отпускал портфель.
– Я, кажется, нашел эту школу, – сказал он. – Место называется Тэрсгуд, рядом с Тонтоном. Он сначала полсеместра подменял кого-то в Беркшире, потом вроде бы перебрался в Сомерсет. Я слышал, у него есть фургон. Хочешь, я проверю?
– А как ты это сделаешь?
– Постучусь в дверь, представлюсь торговым агентом или проведу социологический опрос.
– Прости, – извинился Смайли, вдруг забеспокоившись. – Я уже собственной тени боюсь. Прости, это было невежливо с моей стороны.
– Юноша Гиллем тоже боится собственной тени, – невозмутимо сказал Мэндел. Говорит, что на него косо смотрят. – Говорит, что там что-то неладно и все они что-то затевают. Я посоветовал ему выпить чего-нибудь покрепче.
– Да, – ответил Смайли, немного подумав. – Да, пожалуй, так и стоит сделать. Джим настоящий профи, – объяснил он, – старой закалки. А это на всю жизнь, что бы они с ним ни сделали.
Камилла вернулась поздно. Гиллем почему-то решил, что ее урок с Сандом заканчивается в девять, но, когда она открыла дверь и вошла, было уже одиннадцать, и поэтому он почти не разговаривал с ней, не в силах ничего с собой поделать. Сейчас она лежала в постели, разметав черные с проседью волосы по подушке, и смотрела, как он стоит у темного окна, вглядываясь в улицу.
– Ты поела? – спросил он.
– Доктор Санд меня покормил.
– Чем?
Санд был иранец, она ему как-то говорила об этом.
Нет ответа. Мечтами, наверное? Отбивной с орехами? Любовью? В постели она никогда не возбуждалась, только обнимала его. Во сне она едва дышала.
Иногда он просыпался и смотрел на нее, размышляя, что бы он почувствовал, если бы она взяла и умерла.
– Тебе нравится Санд? – спросил он.
– Иногда.
– Ты спишь с ним?
– Иногда.
– Может, ты лучше переедешь от меня к нему?
– Это не то, – сказала Камилла, – ты не понимаешь.
Да. Он не понимал. Сначала влюбленная парочка целовалась на заднем сиденье «ровера», затем одинокий тип в шляпе прогуливал своего терьера, затем две девушки целый час названивали из телефонной кабины напротив его входной двери. В этом не было бы ничего особенного, если бы все эти события не происходили последовательно, как смена караула. Теперь остановился фургон, и никто из него не вышел. Снова влюбленные или ночная группа «фонарщиков»? Через десять минут после того, как остановился фургон, «ровер» уехал.
Камилла задремала. Он лежал рядом и не мог заснуть в предчувствии того, что предстоит завтра, когда по просьбе Смайли ему нужно будет выкрасть папку с делом Придо, известным как скандал Эллиса или, для более посвященных, операция «Свидетель».
Глава 14
Это был второй счастливейший день в пока короткой жизни Билла Роуча.