Одного из подсудимых, Алана Нуна Мэя, судили в Англии, а остальных в Канаде. Процесс в Канаде начался в мае 1946 года, дело каждого подсудимого рассматривалось отдельно, и суд продолжался до 1948 года. Игорь Гузенко предстал на процессе под охраной полиции в качестве главного свидетеля. Прессе и присутствующим было запрещено делать снимки или зарисовывать его и даже описывать его внешность.
Так же, как и на шпионских процессах во Франции, Японии, Швеции и Финляндии, члены канадской шпионской организации нарушили жесткие правила советской разведки, когда агенты, в случае их ареста, никогда не должны сознаваться в своей деятельности, признавать свою вину и выдавать свои связи. Во время следствия, а потом и на судебном процессе многие из обвиняемых предпочли признать свою вину, во всем сознаться и выдать своих товарищей. Дэвид Лунан, одна из ключевых фигур аппарата, был, судя по официальным отчетам, «очень искренним» и «сотрудничал» после ареста и во время допросов. Он не только во всем признался, но и дал информацию о майоре Рогове и о других членах его маленькой группы. Раймонд Бойер, богатый профессор и специалист по взрывчатым веществам, рассказал все о своих подпольных контактах, включая Сэма Карра, Фреда Роуза и советского майора Соколова. Кэтлин Уолшер из офиса высокопоставленного британского представителя тоже призналась в шпионской деятельности. Эмма Войкин из канадского министерства иностранных дел поступила точно так же. Алан Нун Мэй сделал письменное заявление о своей шпионской активности, где признавал, что передавал образцы урана советским агентам и получал от них деньги.
Мэй был приговорен к десяти годам каторжных работ. Общественное мнение в Англии, еще не созревшее в тот момент для полного понимания значения советского шпионажа, по-разному отнеслось к его осуждению. Особенно не уверены были в справедливости приговора члены лейбористской партии. Раздавались протесты против «излишней суровости», и депутация под руководством лейбористского члена парламента Гарольда Ласки пыталась войти в правительство с ходатайством в пользу Мэя. Они потерпели неудачу, и Мэй отбыл срок наказания, который ему сократили на одну треть из-за хорошего поведения. Он был освобожден тридцатого декабря 1952 года.
Канадский суд был снисходителен в своем первом послевоенном шпионском процессе. Шесть из двадцати подсудимых были оправданы, хотя их вина казалась очевидной. Тринадцать были приговорены к разным срокам заключения. Двое партийных лидеров, которые были организаторами и душой аппарата, получили по шесть лет заключения каждый. Фред Роуз оставался в тюрьме до августа 1951 года. Через два года он навсегда покинул Канаду и переехал в Польшу. Его товарищ Сэм Kapp бежал на Кубу, а потом вернулся в Нью-Йорк, где жил, скрываясь от властей. Два года спустя он был арестован ФБР. Его передали канадским властям, отдали под суд и приговорили в апреле 1949 года. Коммунистическая партия Канады расценила это как «заговор против мира» и в то же время объявила, что Kapp «больше не имеет никакого отношения» к партии.
На ранних стадиях расследования Гузенко и его семья жили в домике в полицейском лагере, как лица, состоящие на попечении канадского правительства. Допросы и показания перед королевской комиссией и судом оставляли ему слишком мало времени, чтобы устроить свои собственные дела. Когда его услуги Канаде стали известными и были оценены, начала поступать помощь от общественности, как бы в качестве компенсации за первоначально холодный прием. Его первая книга «Это мой выбор» (в Соединенных Штатах она вышла под названием «Железный занавес») имела успех, и на ее основе был снят фильм. Бывший советский клерк-шифровальщик теперь обладал состоянием более 150 тысяч долларов. Финансовые трудности отступили, по крайней мере, на некоторое время.
Однако с того момента, как Гузенко сделал свои признания, их начали преследовать другие трудности. Им пришлось скрывать свою личность от публики, от прессы и даже от собственных детей. Об их местонахождении знали не более двенадцати человек, полиция сочинила для них «легенду» – фиктивную биографию, хорошо продуманную, правдоподобную и принятую соседями Гузенко, школьными учителями их детей и местными властями. Они меняли дома, автомобили, имена, чтобы замести все следы своего прошлого. Вокруг дома четы Гузенко постоянно дежурила охрана, одетая так, чтобы их нельзя было принять за полисменов. Эти меры оказались на удивление успешными, некоторые из советских агентов, перешедших на другую сторону, бесследно исчезали из виду и жили где-то тайно в относительной безопасности. Другие пытались открыто выступать на политической арене, и многие из них дорого заплатили за свою смелость. Гузенко был единственным среди них, кто жил и работал сразу на этих двух уровнях.
В конце своих приключений со шпионажем и контрразведкой Гузенко начал писать. Его первый роман «Падение титана» был достаточно хорош и имел финансовый успех. Казалось, что Гузенко обрел истинное призвание в литературе.