Шпионка

Наконец, подпихивая кусками арматуры, как ломом, удалось приподнять плиту и оттащить ее край в сторону, открывая доступ к телу. Взгляд тут же выхватил припорошенное серой пылью изломанное тело, неестественно вывернутые конечности, запрокинутую глубоко вверх голову, расплывшееся подсохшее бурое пятно крови под затылком, искаженное предсмертной болью лицо, застывшие смертной маской черты. Калейдоскоп отдельных фрагментов, вырисовывающих общую картину смерти. Но ведь это не так! Этого просто не могло случиться! Только не с ней! Не так! Не сейчас!

Я не мог поверить в случившееся. Не мог принять эту реальность. Она не могла так поступить. Не могла умереть так глупо!

– Все вон, – велел я, но солдаты, не слыша моего сдавленного голоса, продолжали завороженно смотреть на ее мертвое тело. – ВОН ВСЕ ОТСЮДА!!! – гаркнул я вновь, не видя ничего вокруг, не осознавая происходящего и не чувствуя, как по моим щекам стекают горячие жгучие слезы.

Те, кто с пафосом утверждают, что мужчины не плачут – просто никогда в своей жизни не испытывали в полной мере тех чувств, что рвали сейчас на куски мое сердце. Отчаяние. Боль. Безнадежность. Обреченность. Тоска. Те, кто уничижительно утверждают, что мужские слезы – слабость, просто никогда не теряли того, кто им действительно дорог. Того, ради кого ты готов отдать все на свете, пожертвовать всем миром, собой – все ради того, чтобы любимый жил. Зачем мне этот мир – если он убил тебя? Зачем мне эта жизнь – если в ней нет тебя?

И сейчас я плакал. Я был слаб. Раздавлен. Уничтожен. Мертв. Слезы на щеках – это ничто. Я готов был выть, орать, рвать на себе волосы, крушить все вокруг от собственного бессилия, разбивая кулаки в кровь. Я готов был голыми руками разнести тут все к чертовой матери, в ярости, не разбирая, где свой и чужой. И я разбивал кулаки о каменное крошево. Я орал и выл, не слыша собственного голоса. Я плакал – не стыдясь своих слез, смешивая их с серой пылью хлопьев золы на ее лице. Я целовал ее холодные пальцы, желая согреть их дыханием. Я обхватывал ладонями ее лицо, целуя закрытые веки. Я умолял ее вернуться. Я тряс ее за плечи, прижимал к своей груди, я звал ее, и шептал слова любви, которые так и не смог сказать раньше.

А когда, стоя перед ней на коленях, я наконец понял тщетность своих попыток, – просто открутил стрелки назад. На сутки. На двадцать четыре часа назад…

Глава 17

Нина Климова, планета Зорана, 56° 51’ 62 северной широты, 35° 52’ 56 восточной долготы.

Таймер на своих мини-бомбочках установила на две минуты. Думала, этого вполне хватит, чтобы унести ноги. Но не знаю даже, как так вышло и почему, в тот момент, когда я прилаживала последний заряд, вдруг сработал первый. Я только и успела, что прикрыться руками и нырнуть в бок. Взрывная волна отбросила меня в стену, оглушая. Я попыталась зацепиться за дверной проем и укрыться за стеной, но тут взорвалась вторая и третья «пуговички». Здание тряхнуло так, что казалось, каждый его кирпичик вздрогнул и разлетелся на кусочки. Меня вышвырнуло на лестницу, которая тут же осыпалась подо мной, и я полетела вниз.

Рывок, плечи и шею выкручивает пронзительная резкая боль, и я зависла над провалом, зацепившись разгрузкой за что-то.

– Поймал! – Энжью дернул меня вверх за ремни на спине, затаскивая на верхнюю плиту перекрытия, помог подняться на ноги, сам едва не поскользнулся на покосившемся полу, и, отмахиваясь от стоявшей вокруг пыли и сыплющейся с обрушившегося потолка каменой крошки, поволок меня в сторону противоположной лестницы.

– Колин! Как ты тут оказался? Куда ты меня тащишь?

Честно говоря, я была немного дезориентирована. Творившийся вокруг бедлам от внезапного взрыва и неожиданное появление герцога внесли раздрай в мои мысли. Я никак не могла понять, что произошло и происходит вообще. Мысли разбегались испуганными тараканами на свету. Почему взорвалась взрывчатка? Как герцог оказался здесь так быстро? Как ему удалось поймать меня в последний момент? Почему он здесь один? Почему он не пострадал от взрыва?

– В другое крыло, в башню. Нам нужно укрыться.

– Зачем? Повстанцы? Их тут много?

– Откат, – просто ответил он на все мои заполошные вопросы, продолжая упорно тащить меня вверх по лестнице.

– Что? Почему? Я умерла? Ты спас меня? Сколько часов открутил?… или… дней?!

– Сутки, – бросил он, не оборачиваясь и утирая рукавом нос, да только еще больше размазал по лицу кроваво-алые разводы. – Быстрее. Не успеем…

– Сутки! Твою ж дивизию! Я была мертвой сутки! Зачем ты это сделал?! – я в ужасе остановилась и дернула его за руку, вынуждая повернуться ко мне. Глаза – две черные дыры с сузившимся зрачком, побелевшее лицо и синие ниточки губ, окрашенные кровавой помадой, стекающей из носа тонкими дорожками вниз и по подбородку на грудь. Ледяные пальцы, озноб по телу, подгибающиеся ноги.

– Дура, – сказал он и рухнул на колени. Уперся руками в ступеньки, не давая себе опрокинуться лицом вперед, опустил голову. – Я ж люблю тебя, дуру такую.