Шпионка

Я сжал пальцами переносицу, помассировал, но головная боль не прошла. Уже две недели я практически не спал и не ел толком. Не могу, кусок в горло не лезет. От собственного бессилия поначалу рвал волосы на голове. Затем пришло отчаяние и отвращение ко всему. Ничего не хочу. Только Олмен все зудит над ухом: «Надо поесть», «Надо поспать», «Надо идти», «Надо, надо, надо…». А мне ничего не надо! Мне нужна только она! Моя золотая птичка…

Вот опять Олмен стоит над душой, ждет начала планового совещания. А я жду от него хоть каких-то новостей. А он мне только общие сводки передает, от которых я уже устал. Все без изменений. Тихо. Как всегда.

Не могу больше. Нет сил. Хочу увидеть ее. Хочу быть с ней, чтобы с ней ни случилось. И от этого нестерпимого желания все сжалось внутри, посылая по телу болезненные уколы. Я скривился и встал, отошел к окну, сдвинул штору и уставился пустым взглядом за оконную серую хмарь. Дырявые низкие облака сыпали на землю мелкое снежное крошево. Вот уже и зима настала. Скоро придет весна, а с ней и Новый год. Что он принесет с собой? Да собственно, уже не важно. Уже ничего не важно…

За спиной раздались шаги и послышался скрип отодвигаемых стульев. Офицеры подтягивались на совещание. Но я даже не обернулся. Мне уже все равно. Мне нечего им сказать. И им нечего сказать мне.

Я устал. Я не могу без тебя, Нина. Я слаб. Я не хочу так жить. Не хочу больше чувствовать эту боль. Не могу смотреть на этот мир. Я хочу найти тебя. Прижать к себе крепко-крепко и… уйти вслед за тобой…

Я достал из кобуры пистолет и положил его рядом с собой на подоконник. Зачем? Не знаю… Я смотрел на его темный силуэт на выбеленном крашеном дереве и не видел его.

Где же ты, Нина?

Я должен тебя найти. Даже если тебя уже нет… дождись меня…

– Ваша Светлость!.. Ваша Светлость!.. Тут шифровка…

– Что? – я медленно обернулся и рассеянно взглянул на мнущегося в дверях радиста, не понимая, что ему от меня нужно. Соображал я туго, да и честно говоря, не хотел. Но заботливый Олмен уже подошел к радисту и принял от офицера лист с донесением. Развернул его, и, вчитываясь на ходу, поспешил ко мне.

– Ничего не понимаю… Что за бред?! – возмутился он и перечитал текст вслух: – «Накрывай поляну. На т-ра-м-ва-й билета нет. Осторожно, корова не доена.» Что за белиберда?!

«Трамвай», «катафалк», «гроб», – выстроил я в голове логический ряд.

– Где-то я уже это слышал… – вяло прошептал я, припоминая, и вдруг встрепенулся, оживая буквально на глазах. Вот что с человеком надежда животворящая делает! – Когда получили шифровку?! – накинулся я на радиста и вырвал из рук Олмена ободранный блокнотный листик, чтобы своими глазами убедиться в написанном.

– Часа три назад поступила…

– Почему сразу не доложили?!

– Так странный шифр! Ваша Светлость! Незнакомый! Точки, тире, точки… Пока расшифровали…

– Ваша Светлость! – ворвался в кабинет караульный, и, сдвигая в сторону перепуганного радиста, заорал заполошно: – Ваша Светлость!!! Там тур КПП разносит!!!

– Какой еще тур?! – вскочил из-за стола князь Таффа и кинулся к окну, посмотреть, что это там такое интересное происходит. И мы всей толпой за ним ломанулись. Прямо стадо какое-то! Ну, я-то понятно чего к окошку рванул, там у меня пистолет на подоконнике беспризорный валяется, а остальные что? Туров никогда не видали?!

– Так бешеный! Ваше Сиятельство! Словно с цепи сорвался! Шлагбаум в щепки разнес!

– Так что ж вы с одним туром справиться не можете?! – возмутился князь Фрейко, подпрыгивая за плечом у Таффы, ему за его долговязой фигурой было ничего не видно, и он очень злился от этого.

– Да как же ж с ним справится-то?! Он же бешенный совсем!!!

– Так говорю ж, корова не доена! – раздался из коридора звонкий девичий голосок, и я резко обернулся. Захлебнулся вдохом и напряженно уставился в темный провал дверного проема. – Господа, тылы подвиньте. Пройти мешаете.

Сердце зашлось в заполошном ритме, кровь застучала в висках набатом. Я вцепился в плечо Олмена клещами, едва не ломая ему кости скрюченными пальцами. Хотел оттолкнуть его с дороги, да ноги совсем не слушались, словно ватные, подгибались в трясущихся коленях.

Не узнать голос этой нахалки просто невозможно! «Нина Климова, 24 года, дата рождения: 3 сентября 3*** года.» Она вернулась… Девочка моя… Живая…

Грязная и растрепанная, в кирзачах размера сорок третьего – не меньше, солдатских галифе, подпоясанных веревкой в три оборота и ватнике с мужского плеча.

В руках она держала огрызок овчины, побуревший от пропитавшей его засохшей крови, с комьями налипшей земли и сухими травинками.

Прошлепав прямо к столу, она бухнула свою ношу на его середину и только после этого нашла меня взглядом. И глаза ее сияли, как две яркие манящие звездочки.