Шпионка. Часть 2 (СИ)

Она усадила меня на диван, а сама взяла аптечку, которая всегда была под рукой. Дядя частенько с кем-то дрался по пьяни. Тётя тоже в ней нуждалась.

— Майки, ну почему же ты не можешь просто мимо пройти! — Она качала головой и дрожащими руками доставала зелёнку и бинты. — В кого ты такая пошла только.

— Прости, — я снова всхлипнула. — Квентин меня первым ударил. Он сказал, что я курносая. И ударил.

Тётя поджала губы и принялась быстро осматривать моё лицо. До носа он не достал, поэтому она снова вернулась к коленкам и рукам.

— Я плохая, и поэтому меня бьют, — выдавила я, заикаясь и давясь соплями.

Тётя замерла и посмотрела удивлёнными глазами.

— Ты что такое говоришь?! Какая ж ты плохая? Майки, ты не слушай этих глупых детей. Только вспомни, что за отец у Квентина! Да он же пьяница и уголовник. Вот и сын у него такой же. Это просто потому, что мальчик в такой плохой семье живёт. Вот были бы у него хорошие родители, он бы тоже хорошим был. А тебя в семье все очень любят, поэтому ты вырастешь милой девочкой, доброй, ласковой, отзывчивой. Мы с дядей тебя очень, очень любим.

Целых шесть этажей высоты. Если сделать всего один шаг вперёд — тебе конец. При ударе о землю кости переломает по всему телу. Кровь, скорее всего, брызнет во все стороны, а в человеке её около пяти литров. Всё сразу, конечно, не выльется, но лужа будет приличная. Смерть — зрелище ничуть не сексуальное. Кишечник расслабляется, и любопытные «зеваки» получают просто невосполнимые впечатления.

Тётя мне соврала тогда. «Мы тебя любим», «мы дружная семья», «ты такая хорошая девочка», «я никогда тебя не брошу» — эти патетичные слова часто мелькали в её речи.

Мне было семь, когда она умерла. За несколько дней до этого я видела, как это произойдёт, но в тот момент понятия не имела, что я — потомок Лунера. И могу видеть будущее.

— Ты чего это тут делаешь?! — то ли булькнул, то ли икнул кто-то рядом.

Я медленно повернула голову и ошарашено уставилась на Дарину.

— Прыгай уже, — вяло попросила она. Сунула в рот нечто напоминающее сигарету и меланхолично задымила. — Минут пять уже стоишь. Сначала забавно было, а теперь уже скучно. Самоубийства так не делаются, ты знаешь?

Я взглянула на неё враждебно. И хотя понимала, что она не давала никаких поводов, это отношение проявилось словно по щелчку. С внутренним злорадством отступила назад и слезла с выступа.

— Жаль. — Дарина затянулась и выпустила дым. Тот сделал несколько изящных кульбитов и отправился за пределы Академии.

Раньше крыша была моим укромным уголком. Теперь нет.

— Что ты куришь? — хмуро спросила я.

Девушка посмотрела на свёрнутую бумажку, словно вспоминая, откуда у неё эта штука, и безэмоционально сказала:

— Попросила у местного авторитета. Он продал.

Судя по всему, она говорила о Джексоне.

— Как ты сюда попала? — задала я довольно глупый вопрос.

— Так же, как и ты.

Я вздохнула. Это было очевидно. Уже хотела развернуться и отправиться искать себе другое укрытие, как вдруг Дарина повернулась и тихо поинтересовалась:

— Что у тебя случилось?

— М?

— Ты же сюда не танцевать пришла.

Я молча сунула руки в карманы штанов и тупо подошла к соседке по комнате. Встала рядом с ней, посмотрела вниз, выпрямилась и вздохнула.

Вдали виднелись очертания города. Отсюда казалось, что он спокоен и безмятежен.

Хотелось бы чувствовать хоть что-то похожее.

— У меня в Лораплине осталась сестра, — тихо проговорила Дарина, тоже глядя на маленькие огоньки, но не фокусируя на них взгляд. Из её рта змейкой вырвался дым. Запах был сладкий. — У тебя же нет сестры?

— У меня никого нет, — честно сказала я.

— Повезло, — мрачно ответила девушка. Уверена, она не хотела откровенничать. Тем более — со мной. Но когда что-то накапливается, это надо выплеснуть. На кого — уже не так важно, лишь бы совесть облегчить. Враг перед тобой или друг, эти слова всё равно не для него. Они для себя самого. — Хорошо бы у меня никого не было, я бы хоть… не переживала, как она там. Что с ней.

Я молча повернулась и присела на выступ возле края крыши. Посмотрела на блондинку. Такой бледной и грустной мне ещё не доводилось её видеть.

— Раньше мы с ней каждый вечер ходили на детскую площадку. Она обожала качели, и просто терпеть не могла горку. Мальчишки постоянно съезжали быстро, а она не успевала отбегать, и они вечно её по попе ногами били.

— Кошмар, — искренне сказала я.

Дарина перевела на меня тяжёлый взгляд.

— Потом власть в Лораплине сменилась. Выходить на улицу стало опасно. Пришлось искать ей другое занятие. И я… я ей читала книжки, косички заплетала. Такой бред, но ей нравилось. Мне, если честно, тоже.

— Так уезжай, — спокойно предложила я.

Дарина грустно усмехнулась.

— Ненавижу это место. Этот город. Я не могу находиться здесь, но и уехать отсюда не могу.

— А я вот разрешаю тебе уехать, — жестким голосом проговорила я. — Не мучайся. Мы справимся.

— Я здесь не ради вас, — огрызнулась Дарина. — Это моя обязанность — сделать хоть что-то на благо этого мира. Я должна.

— Мир тебе взаимностью не ответит.