Шпионка Гарриет

Она наблюдала, как он покормил кошек, а потом сам съел пару ложек йогурта. Он взял баночку с остатками йогурта в рабочую комнату и плотно закрыл дверь — кошкам туда вход запрещался. Он уселся за стол, где стояла удивительно красивая клетка — копия викторианского летнего домика.

В комнате царила тишина, Гаррисон глядел на клетку. Его рука, как во сне, двинулась, чтобы поставить йогурт на стол. Глаза затуманились. Он любовно смотрел на еще не законченный уголок клетки. Медленно-медленно он подвинул какую-то железку на полдюйма влево, потом сел и долго смотрел на свое творение. Затем опять подвинул железку назад.

Гарриет записала в блокнот:

ОН ЛЮБИТ РАБОТАТЬ. НАВЕРНО, ЭТО ОЛЕ-ГОЛЛИ ИМЕЛА В ВИДУ. ОНА СКАЗАЛА, ЧТО ТЕ, КТО ЛЮБЯТ СВОЮ РАБОТУ, ЛЮБЯТ ЖИЗНЬ. А РАЗВЕ КТО-ТО НЕНАВИДИТ ЖИЗНЬ? Я БЫ НЕ ПРОЧЬ ЖИТЬ, КАК ГАРРИСОН ВИТЕРС, ПОТОМУ ЧТО ОН КАЖЕТСЯ СЧАСТЛИВЫМ ЧЕЛОВЕКОМ. ТОЛЬКО Я НЕ ХОЧУ ВСЕХ ЭТИХ КОШЕК. Я БЫ, ПОЖАЛУЙ, ХОТЕЛА СОБАКУ.

Она взглянула напоследок на Гаррисона Витерса, который любовно обвивал две резные деревяшки тоненькой проволочкой. Потом спустилась на улицу и, стоя перед домом, записала:

ТОЛЬКО ОДИН ЙОГУРТ. КАКОВО ЭТО, ЕСТЬ ВСЕ ВРЕМЯ ТОЛЬКО ЙОГУРТ? НИЧЕГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЛУЧШЕ БУТЕРБРОДА С ПОМИДОРОМ.

Она решила, прежде чем закончить маршрут, навестить Джени. Джени жила в двухэтажной квартирке с садом в небольшом, недавно отремонтированном доме на углу Ист-Эндского проспекта и Восемьдесят Четвертой улицы. Гарриет позвонила в домофон и, услышав ответное жужжание, толкнула дверь. Джени, в прескверном настроении, стояла на пороге квартиры. Едва глянув на нее, Гарриет сразу догадалась, что у нее на душе. Когда Джени была страшно сердита, она всегда выглядела очень веселой. В нормальном состоянии у Джени было довольно свирепое лицо. Сегодня она весело улыбалась и даже запела приветственно:

— Привет, привет, Гарриет Велш. — Значит, настроение — хуже не придумаешь.

Гарриет осторожно приблизилась, как будто это была не ее подруга, а бешеный пес. Она попыталась заглянуть Джени в глаза, но та уже повернулась и вошла в квартиру. Гарриет последовала за ней.

— Что случилось? — прошептала Гарриет. Девочки стояли в маленьком коридоре, ведущем в гостиную.

— Они меня преследуют, — прошептала в ответ Джени, все еще широко улыбаясь.

— Кто?

— Крысиная Стая, — так Джени называла мать, отца, брата и бабушку, которая жила с ними.

— Почему?

— Мама сказала, будто я собираюсь взорвать их всех, и еще мне нужно пойти в школу танцев. Давай сюда, здесь они нас не увидят, — с широчайшей улыбкой прошипела она и повела Гарриет в комнату, которую называла лабораторией, хотя это просто была ее комната.

В одном углу пол не был ничем покрыт. На отогнутом ковре было видно место, где Джени попыталась отрезать кусок, чтобы не мешался. Ее остановило только то, что у матери при виде разрезанного ковра случился истерический припадок. Произошла большая ссора, во время которой Джени продолжала широко улыбаться, а мать ясно дала понять, что ее ни малой мере не волнует отсутствие ковров в лабораториях. («Они могут загореться», — заявила девочка, чем снова вызвала у матери истерику.) В результате ковер остался, и единственное, чего Джени удалось добиться, это разрешения завернуть немного один угол.

Сама лаборатория выглядела ужасно загадочно и всегда пугала Гарриет, стоило ей только поглядеть в ту сторону. Она, однако, ни за что не призналась бы в этом Джени. Там были ряды полок с бутылочками, наполненными подозрительными жидкостями, каждая из которых выглядела так, будто выпив ее, ты мог сразу же превратиться из доктора Джекиля в мистера Хайда[7].

Только Джени понимала, что в этих бутылочках, но она никогда ничего не объясняла, а если ее спрашивали, обзывалась кретинкой. Служанка боялась даже близко подойти к ее комнате, поэтому Джени давным-давно пришлось научиться убирать самой.

Гарриет продолжала разглядывать оборудование, а Джени стремительно бросилась к чему-то, яростно кипевшему на горелке Бунзена. Она подкрутила что-то и уменьшила пламя, а потом повернулась к подруге.

— Теперь это действительно может случиться, — задумчиво произнесла она и хлопнулась на кровать.

— Ты имеешь в виду…

— Да, они могут все забрать.

— Ну, нет же.

— И до меня были люди, которых никто не понимал. Они могут это сделать, — тут Джени перестала улыбаться, и от ее взгляда у Гарриет по спине побежали мурашки.

— А ты что будешь делать?

— Уйду, конечно.

«Что бы там ни было, — подумала Гарриет, — а у Джени всегда на все готов ответ».

— А как насчет школы танцев?

— Погоди, дружище, они и тебя достанут. Я слышала, как моя мама разговаривала с твоей. Кто это слыхивал, чтобы Пастер ходил в школу танцев? Или Мария Кюри? Или Эйнштейн? — девочка выплевывала имена одно за другим.

Гарриет не приходил в голову ни один шпион, который ходил бы в школу танцев. Это не сулило ничего хорошего.

— Я туда не пойду, с их разрешения или без него, — твердо заявила она.

— Они меня никогда не заставят, — громко воскликнула Джени и совсем другим тоном добавила: — Ну, Гарриет, я собираюсь закончить этот эксперимент.