Шпионка. Почему я отказалась убить Фиделя Кастро, связалась с мафией и скрывалась от ЦРУ

В сопровождении Янеса Пелетье, щеголяя моей почетной военной формой, я отправилась на этот остров с пляжем, известный своим черным песком и манговыми деревьями. Здесь Фидель по памяти восстановил свою знаменитую речь «История меня оправдает», произнесенную во время суда. Войдя в здание тюрьмы, я застыла в ужасе от увиденного: набившиеся как сельди в бочке заключенные, источающие мерзкий запах, больше напоминали скот, чем человеческих существ. Все время нашего там пребывания слышались крики. Среди этого стада Янес находил узников, чьи имена были в моем списке, я подходила к ним, одному за другим, и говорила: «Ты, идем». Они бросались меня обнимать, а я преисполнялась гордостью от осознания своей важности и силы. Это чувство не покинуло меня и после того, как Фидель узнал обо всем. Я попыталась объяснить, что заключение этих людей в тюрьму обернется в конце концов против него самого, что они не представляли для него никакой опасности, не хотели причинить ему вреда и, вполне вероятно, могут быть полезными в будущем. Сказать по правде, долго оправдываться не пришлось: Фидель не рассердился, ну или по меньшей мере не показал никаких признаков того, что это имело для него какое-либо значение. Думаю, он даже посмеивался над тем, что я набралась наглости подделать официальный документ.

После этого случая я еще несколько раз встречалась с Фьорини. Во второй раз это произошло в «Свободной Гаване». Я шла в ювелирную мастерскую забрать кольцо, которое Фидель заказал для меня. Мы вместе придумали, каким оно будет: бриллианты складывались в первые буквы его имени, ФК, а внутри выгравирована надпись. Тут я и столкнулась с Фрэнком, который уговорил меня зайти с ним в бар. Там на салфетке он написал:

– Я могу тебе помочь.

Янес сидел на банкетке позади меня, и я снова повторила Фьорини, что не нуждаюсь в его помощи, и сообщила, что Фидель просил меня держаться от него подальше. Это его не остановило: он снова и снова подходил ко мне, и не только с непрошеными предложениями, но и с просьбами об одолжениях, вплоть до того, что просил вынести из номера Фиделя какие-нибудь документы, любые, какие смогу достать. Ослепленная любовью и ревностью, я ответила, что вся корреспонденция Фиделя – это письма влюбленных поклонниц. Он настаивал. Я спросила, зачем ему это нужно, ведь его форма участника «Движения 26 июля» и занимаемый им пост в военно-воздушных силах позволяли присутствовать на большинстве совещаний. Он резонно ответил, что у меня больше доступа, что я остаюсь в комнате, где находится сейф с документами, после того, как все остальные оттуда уходят. Он был так настойчив, что в попытке от него отвязаться я начала собирать документы, которые Фидель после прочтения выбрасывал, или те, что валялись как мусор по комнате, и приносить их Фьорини. Он был в восторге, несмотря на мои предупреждения о том, что это материалы, не вызвавшие ни малейшего интереса Команданте. Фрэнк стал давить на меня, чтобы я склонила Фиделя в сторону «туризма», что для Фьорини означало соблюдение интересов его друзей – владельцев казино. Еще он хотел, чтобы я сообщала ему обо всех перемещениях моего любовника. Он был таким надоедливым и нудным, что легче было согласиться.

Возможно, это выглядит странно, но он так мне надоел, что я надеялась отвязаться от него раз и навсегда, передав ему эти бумаги и крохи информации. Я была уверена, что ничего ценного ему не предоставила, и всегда следила за тем, чтобы никоим образом не навредить Фиделю. Кроме того, я подумала, что, если буду с ним каким-либо образом сотрудничать, об этом, может быть, узнает моя мать, которой я время от времени писала, и таким образом она поймет, что со мной все хорошо.

Приговоренная помнить

Тем временем срок моей беременности увеличивался. Я перестала носить форму, потому что она стала мне мала, и мое беспокойство росло по мере того, как рос мой живот. Я уговаривала себя: «Я же женщина, я смогу», но некто (я никогда не узнаю, кто именно) уже готовился вмешаться в мою жизнь, оставив в сердце огромную зияющую пустоту.

Я не помню точный день, когда начался этот кошмар. Стояла осень. Фидель был в отъезде, кажется, в провинции Орьенте. Я была в отеле и, как всегда, заказала завтрак в номер. Выпив стакан молока, я почувствовала сонливость, и сознание покинуло меня. До меня доносились обрывки голосов, кажется, звук сирены, потом я оказалась на носилках под капельницей, и помню, или мне хочется думать, что помню, плач, или скорее писк, напоминающий писк котенка…