Шпионка. Почему я отказалась убить Фиделя Кастро, связалась с мафией и скрывалась от ЦРУ

После всего пережитого на Кубе первые дни в Нью-Йорке стали для меня кошмаром. Я все потеряла: Фиделя со мной больше не было, своего ребенка я считала мертвым. Хотя та же самая мучительная неуверенность в том, что же произошло на самом деле, которая изводила меня, одновременно давала мне тень надежды, какой бы слабой она ни была. Я чувствовала себя обессиленной и потерянной, как и в Берген-Бельзене, и плакала целыми днями. Выхода не было, никому нельзя верить: одни говорили, что мой малыш жив, другие уверяли, что он умер, третьи намекали, что его убил Фидель. Я лишь хотела, чтобы все замолчали, поэтому единственная не выдвигала никаких предположений и вообще ничего не говорила.

Мой дорогой брат Джо, который работал в ООН и учился в аспирантуре, чтобы получить докторскую степень в области международных отношений, уехал по стипендиальной программе Фулбрайта в Аргентину. Филипп получал образование в Нью-Йорке у знаменитого чилийского маэстро Клаудио Аррау и уже приобрел известность как концертирующий пианист, поэтому часто был на гастролях. Валерия еще в шестнадцать лет уехала из родительского дома, предпочтя жить с родственниками со стороны мамы. Она вышла замуж за Роберта К. Паула, агента по продаже пива «Будвайзер», и переехала в город Харрисбург в Пенсильвании. Осталась только мама. Чтобы побыть со мной, она прервала командировку в Гейдельберг. Однако мы все время ссорились. Несмотря на то, что мы друг друга обожали, из этих первых дней после моего возвращения я не помню ничего, кроме бесконечных споров.

Ненависть, страх и одиночество

У нас дома стали появляться агенты ФБР. Они сменяли друг друга, присматривая за мной и задавая вопросы о пребывании на Кубе. В их взглядах я видела презрение, как будто читая немой вопрос: как я могла вступить в интимную связь с «этим коммунистом»? Это было обидно, но куда обиднее было понимать, что мама, в определенной степени, думала, как они. Или, что еще хуже, была как они. Я снова испытывала страх и одиночество, похожие на пережитые в детстве в госпитале Дрангштедта, и моим единственным желанием было спать, перестать думать и чувствовать. Сбежать. Я сходила с ума от лекарств, которые мне давали: одни приводили меня в эйфорическое состояние, от других я впадала в депрессию. Эти эмоциональные качели не позволяли мне достичь душевного равновесия. Проспав весь день, я просыпалась ночью и не находила себе места, чувствуя, как бездарно теряю время, как уходит моя жизнь. Дошло до того, что я возненавидела весь мир. Я хотела вернуться на Кубу и прикончить того, кто убил или похитил моего ребенка.

В дом приходили разные люди, но приставлены ко мне были специальные агенты ФБР Фрэнк Лундквист и Фрэнк О’Брайен. Они почти неотлучно находились в квартире и практически слились с мебелью. Внешность сразу выдавала их принадлежность к конторе Эдгара Гувера: всегда в костюмах и при галстуках, с приглаженными волосами. Безукоризненная учтивость и хорошие манеры позволили им постепенно завоевать мое доверие, и наши отношения превратились в дружеские, почти родственные. Они стали брать меня с собой в офис ФБР, в их штаб-квартиру в Нью-Йорке на Восточной Шестьдесят девятой улице в доме 221. Я стала похожа на маленького робота: вела себя хорошо, была послушной. Однако за любезностью Фрэнков, как я их называла, я ясно видела второе дно.

С самого начала было очевидно, что они пытаются навязать мне свой образ мыслей, промыть мозги, воспользовавшись состоянием эмоциональной неустойчивости, в котором я пребывала в те дни. Бесконечно велись разговоры о коммунистических дьяволах, о том, как важно уничтожить эту систему, чтобы спасти американцев. Они настраивали меня против Фиделя и, в конце концов, прямо заявили, что нужно создать ему образ монстра в глазах всего мира. Фэбээровцы без зазрения совести играли на моих чувствах, чтобы использовать в борьбе против «призрака коммунизма» – главного кошмара США, и обратить меня против Фиделя. Они подвергали меня чудовищному психологическому давлению, демонстрируя фотографии моего предполагаемого ребенка после аборта и поддельные медицинские документы, из которых следовало, что в результате операции я стала бесплодной. Именно они давали мне таблетки, говоря, что это «витамины», но уверена, хоть у меня нет доказательств, что это было кое-что похуже.

Я хорошо помню, как искажалось его лицо, когда он яростно ревел, обращаясь к Фиделю: «Коммунист! Коммунист!» Он был похож на буйнопомешанного.