— Я могу поговорить с кем более главным, чем Вы?! — кричу в захлопнувшуюся прохладную белую панель.
Меня услышали.
— Я внимательно слушаю ваши претензии. И сразу говорю, вряд ли в силах помочь. Так как проблем не вижу, — в моей комнате спустя еще пару часов появляется очень высокий, держащийся прямо и невозмутимо, немного бледный молодой офицер.
Он красив суровой мужской красотой, и, пожалуй, даже более красив, чем Криспин. И уж тем более, чем Алек. Его внешность — удивительно яркая и запоминающаяся. Светлые волосы подстрижены не равномерно и коротко, как у Криса, а на макушке и надо лбом длиннее, но не падают прядями на лоб, а стоят вертикально, настолько они густы.
Его глаза смотрят прямо, перехватывая мой взгляд, и мне хочется почему‑то отвести глаза, пока они не выжжены. У этого парня странные глаза — они переливаются от цвета тающего, слегка сероватого льда до густого оттенка переливающегося пасмами дыма.
— У меня нет претензий, — стараюсь придать голосу как можно более располагающий тон. — Просто хотелось бы уточнить некоторые моменты.
— Все и так ясно. Вас мы сопроводим в максимальной безопасности туда, куда нам дан приказ. И Вам ничто не помешает исполнить свой долг перед Галактикой. Все, что мы делаем, направлено на это.
— Да, я ценю заботу…
— Это наша работа, а не забота, — прерывает он меня. — У Вас все?
И он собирается уйти.
— Нет, не все. Я не лишена прав! Вы только что это косвенно подтвердили. И я требую информацию о жизни и здоровье Криспина Вайпера.
— А Вы интересная женщина, — усмехается он одними губами. Твердыми и резко очерченными, но удивительно чувственными. Наверное, с ним целуются девушки. Может, и Кира. Или тут есть девушки? Нет. Были бы, приносили бы еду они, а не тот парень. Логично ж.
— Чем? Разве столь неуместен вопрос? Он умер?
— А Вам бы хотелось?
— Вы сошли с ума…
— Возможно. Простите. У меня нет необходимости и желания говорить с Вами. Спасая Вас, погиб наш боевой товарищ и прекрасный командир. Тяжело ранен мой близкий друг. Ну, и если Вам это интересно, то ранен еще один наш офицер, и тоже мой друг.
— Резкий, — в наш разговор вклинивается голос из рации. — Пройди срочно в рубку, база на прямой связи. И да, тебя медотсек на перевязку запрашивал.
Так вот почему он держался так прямо и не присел? Судя по скованности движений, у него повреждена рука, и он ее сберегает у бока, засунув кисть в карман для снятия веса. Что же тут происходит? Во что я влипла? И не я ли разбудила всех этих драконов?
— Буду через пару минут.
— В рубке? В медотсеке?
— Шанс, не валяй дурака. В рубке, конечно.
— Сожалею, — возвращаюсь я к разговору, торопясь уложится в оставшееся время. — Я медик. Могу помочь с ранеными? Я уже предлагала свои услуги несколько раз. Вы не верите в мою квалификацию?
— У нас достаточно медиков, которым мы доверяем. И квалификация не самый решающий фактор в данном случае. Простите еще раз. У всех у нас свои задачи. Давайте их выполним до конца. Как это сделала Кира.
Мне показалось, или в этих ледяных серо — жемчужных глазах стоят слезы?
— Кира?
— Вам это о чем‑то говорит?
— Да. Мы учились с ней в лицее. А затем я мельком увидела ее уже там… перед тем. Как прилетел челнок.
— Значит, Вы были крайним, кто видел ее живой.
— Она действительно погибла?
— В бою. Как и положено офицеру нашей Службы.
— Сожалею.
— Как и все мы. И поймите, — в его голосе половинка мягкой ноты, — Вряд ли Вам будет рад Вайпер. Он только очнулся. И получил это известие. Будьте милосердны хоть сейчас, если Вы действительно медик.
И он вышел, на ходу отвечая в рацию, которая так неудачно прервала наш едва начавшийся диалог:
— Резкий. Это Шанс. Срочно зайди к Вайперу. Медики тревожатся.
Валюсь на узкую койку, давясь слезами до тошноты.
Постепенно слезы переходят в сон — мой организм меня бережет от излишних переживания. Я всегда засыпаю, когда страшно или грустно. И по опыту знаю: или ситуация улучшится к моему просыпанию, или у меня будут свежие силы для дальнейших действий. В любом случае польза.
Странно. Судя по таймеру, я спала больше десяти часов. И никто не сделал попытки принести мне завтрак, раз уж не допускают до столовой или кухни, уж где там они все едят. Или они по очереди? Кто освободился, тот быстренько пожевал?
Кира открыла глаза. Она прекрасно помнила все, происходившее до того, как ее прошила очередь. В ее памяти даже сохранились глаза бандита — злобные и в то же время бессмысленные, с расплывшейся линией зрачка, как это бывает у тех, кто пользуется данатом.
Не было привычной в такой ситуации цепенящей боли, и девушка улыбнулась:
— Ну наконец‑то насмерть.