– И какой выход? Или вы только затем пришли, чтобы сообщить мне плохие новости?
– Дорого. Очень дорого.
– Больших денег у меня нет.
Уэзерби расколол орех пополам. Покачал головой:
– От денег пользы не будет. Денег не нужно. Нет. Совсем не нужно.
– Что же вам нужно?
И снова бесконечная пауза. Уэзерби откинулся на спинку стула – с целой пригоршней орехов. Лущил, жевал. А когда закончил, посмотрел мне прямо в глаза:
– Вы.
– Извините?
С ним вдруг случилась перемена. Трескающий орешки толстяк исчез; лицо ожило, сделалось умным и твердым, как сталь.
– Нам нужно, чтобы вы поступили на государственную службу.
– На государственную службу? Шутите?
– Нет, мистер Флинн. Не шучу.
– Хотите, чтобы я сидел в Уайтхолле? Передвигал бумажки по столу? – Я был потрясен.
– Не совсем, старина.
– Тогда что именно вы имеете в виду? И на какой срок?
– Понятия не имею, старина. Но все лучше, чем здесь. И оплата чертовски хорошая.
– Чем же я буду заниматься? Муниципальным планированием? Детским здравоохранением?
– Нет, старина. Работа в министерстве внутренних дел. В департаменте, имеющем отношение к безопасности. И речь идет не о замках и пенсиях. Служба безопасности, бывший пятый департамент военной разведки, более известный по аббревиатуре – МИ-5. Вы, конечно, слышали?
Я машинально кивнул.
– Мы считаем, что вы подойдете. Нам нужна молодежь, способная, инициативная, с драйвом. Конечно, это не накладывает на вас никаких обязательств. – Он потянулся за орешком. – Абсолютно никаких. Но лично я полагаю, что вы сочтете предложение приемлемым.
– Выбора у меня, похоже, нет.
– Хорошо. Мы вас посмотрим. Пройдете подготовку. Если покажете результат, хорошо.
– А если не покажу?
– Во Франции, старина, срока давности по убийству нет.
– Что вы имеете в виду?
– В некоторых странах существует такой порядок. Если полиция в определенный срок – скажем, пять, десять или пятнадцать лет – не предъявляет обвинение по совершенному преступлению, то преступник считается свободным. Во Франции этого нет. За вами могут прийти завтра, через шесть месяцев… или через сорок лет.
Я долго смотрел на Уэзерби. Лицо его снова расслабилось, и, казалось, кроме орешков, моего недавнего клиента ничто не интересует. Неужели это стандартная процедура в британской секретной службе? Если так, то у них там весьма странный способ вербовки.
Глава 9
Я проснулся от странного, похожего на тяжелое дыхание звука, шедшего от проложенных под полом труб, усердно закачивавших горячий воздух для поддержания температуры на заданном уровне. Тот, кто их проложил, должно быть, страдал от низкого давления. Трубы кипели.
Несколько секунд я лежал неподвижно, не хотел беспокоить Сампи, потом услышал шорох бумаги и понял, что она уже проснулась и читает, с утра пораньше заполняет мозг сентиментальными диалогами из очередного любовного романа. «О, Родни, дорогой, почему бы тебе сегодня не рассказать Мэри о нас?» – «Не могу, мой ангелочек. Дети только-только вернулись домой на летние каникулы».
Умная девушка, а читает всякую чушь. Может, ей это нужно – производит терапевтический эффект, помогает не ощущать давления работы. Сампи – специалист по импрессионистам, консультирует принадлежащий «Сотби» аукционный дом «Парк Бернет». Но в основном работает фрилансером, оценивает картины для предполагаемых покупателей. Там свои проблемы и стрессы. Никто не скажет консультанту спасибо, узнав, что картину с вазой для фруктов, за которую выложено двести тысяч долларов, написал четырехлетний ребенок.
– Доброе утро! – сказал я и, повернувшись, посмотрел на нее. По утрам Сампи выглядит просто потрясно – великое, на мой взгляд, достоинство.
Она оторвалась от книги и торопливо чмокнула меня в щеку:
– Как насчет кофе?
– Двумя руками за. А к нему – яичницу с беконом и помидором, колбасу, поджаренный хлеб, фасоль, грибы, тост, мармелад и кукурузные хлопья. – Я соскользнул с кровати и прошлепал к окну по теплому ворсистому ковролину. Развел шторы, посмотрел через тройное стекло на утренний зимний Нью-Йорк. Красное небо, морось и густой белый туман на траве и окнах припаркованных машин. Дальше, на автостраде Ван-Вик, медленно ползущая – наверное, из-за какого-то препятствия – в сторону Манхэттена вереница автомобилей, в которой выделялись мигающие красные огоньки на крыше полицейского патруля.
Я вернулся в постель, удобнее устроился на подушках и попробовал собрать разбежавшиеся мысли. Задача оказалась непростая, и чем усерднее я старался, тем больше жалел о том, что проснулся. Говорят, утро вечера мудренее. Не знаю, как насчет мудренее, но ситуация определенно прояснилась. Вот только лучше она от этого выглядеть не стала.
Сампи поднялась и отправилась в ванную. Как только дверь за ней закрылась, я потянулся к ее сумочке. Высыпал все, что было, на кровать, поднял подложку, которую сам же старательно приклеил позапрошлой ночью, вытащил из-под нее конверт, вернул на место подложку и все остальное и поставил сумку на пол.