Юлиус Мадер приводит в своей книге воспоминания уже знакомой нам Эты Харих-Шнайдер, побывавшей незадолго до ареста разведчика у него в гостях: «В квартире было жарко как в духовке. Очертания пыльных улиц расплывались в нестерпимом блеске солнечных лучей; на террасе, расположенной на крыше его дома, даже по ночам царила невыносимая духота… Из соседних домов доносились звуки радио и детский смех… Дом Зорге затерялся среди жилищ бедных японцев, построенный в небрежном, европейско-японском стиле, он выглядел неряшливо. Две комнаты внизу, вся их убогая обстановка ограничивалась несколькими шаткими столиками, на одном из которых лежал клочок потертого красного бархата… За стенкой находилась кухня. Наверху — его рабочая комната с большим диваном, письменным столом и граммофоном, во всю стену от пола до потолка — книжные полки. За дверью — спальня, которую почти целиком занимала широкая двуспальная кровать. К спальне вел узкий коридорчик. Двери обеих комнат верхнего этажа выходили на террасу».
Разъяснение по поводу то ли «стеллажа» с книгами, то ли заполненной ими целой стены, дал сам «Рамзай» в «Тюремных записках»: «Во время моего ареста у меня дома было от 8000 до 1000 книг, что, похоже, явилось источником значительного раздражения для полиции
Теперь, собрав воедино все эти описания и свидетельства, мы можем наконец представить себе дом Зорге в Токио: в спальной части довольно дорогого и престижного района, напротив полицейского участка Ториидзака и в двух шагах от дзюдоистского додзё (это мы выяснили, когда ходили «тропой Ощепкова») располагался новый, но совершенно японский по конструкции, непритязательный деревянно-бумажный дом с небольшой террасой на втором этаже, и эклектичным — японско-европейским — убранством внутри. Улица, на которой он располагался, не относилась к числу оживленных и пролегала у подножия холма Мамиана, в двух шагах от советского посольства. Возможно, в то время она действительно была довольно зеленой, что никак не спасало хозяина от невыносимой, изнуряющей токийской жары, от как будто в насмешку воспетого Мандельштамом «роскошного буддийского лета». Главными достопримечательностями дома была уникальная, едва ли не в тысячу томов библиотека книг о Японии, ручная сова и граммофон. Ну и, конечно, люди: гости хозяина — таинственные мужчины, умные и прекрасные женщины, и он сам — резидент советской военной разведки «Рамзай», журналист, исследователь, человек с пылким сердцем и острым умом — Рихард Зорге. А где он бывал, когда выходил из дома?
Разбившийся мотоциклист
Естественно, основную часть своего времени, ту его часть, которая была видна и должна была быть видна всем, Зорге отдавал легальной работе. В Японию разведчик прибыл «под крышей» корреспондента или сотрудника целого набора западноевропейских газет и журналов. Уже из Токио Зорге наладил сотрудничество с влиятельной в нацистских кругах «Франкфуртер цайтунг». Периодически он писал и для других европейских газет и информационных агентств — немецкий журналист стал самым авторитетным экспертом по Японии среди стран, находившихся под гитлеровским влиянием, хотя даже «Известия» однажды по недосмотру умудрились напечатать статью доктора Зорге. Конечно, уже широко известно, что едва ли не важнейшим местом службы советского резидента было германское посольство, где со временем он даже получил отдельный кабинет, что положительно сказалось на продуктивности его второй, скрытой от глаз посторонних, службы. Как ему удавалось совмещать все это чисто физически? Мы уже знакомы с распорядком обычного для Рихарда Зорге дня, и знаем, что в большинстве случаев рев его мотоцикла впервые раздавался между полицейским участком Ториидзака и советским посольством во второй половине дня, и чаще всего этот мотоцикл летел в германское посольство.