Шпионский Токио

Именно в «Глоссах» впервые в европейской литературе Роман Ким рассказал о ниндзюцу и дал четкое определение этому понятию. Никаких черных балахонов, повязок на лицо и прыжков по крышам с мечами за спиной. Вся эта теледребедень родилась много позже и к реальному ниндзюцу отношения не имеет. Ниндзюцу по Киму — это искусство разведки, искусство быть невидимым. Борис Пильняк — маститый писатель — безоговорочно вторил своему юному наставнику, ибо чувствовал и понимал что-то такое, чего, может быть, не знаем и мы: «…сыск, выслеживание, шпионаж: в Японии это не только почетно, — но там есть целая наука, называемая Синоби, или Ниндзюцу, — наука незамеченным залезать в дома, в лагери противника, шпионить, соглядатайствовать…» Важный нюанс: в отличие от последующих авторов, только задающихся вопросом «а существует ли ниндзюцу сегодня?», Ким писал о синоби в настоящем времени. Писал очень просто и органично: создается ощущение, что он точно знал ответ на этот вопрос: «Да, существует. И я знаю этих людей».

В 1928 году сотрудничество Кима с Пильняком продолжилось. Вышла их большая совместная статья «Японская пролетарская литература». Потом — долгий перерыв, и лишь в 1933 году в одном из литературных журналов появляется его памфлет «Три дома напротив, соседних два», посвященный все той же современной японской литературе. В 1934 году в ленинградском военном журнале «Залп» или, как тогда говорили, «журнале оборонной литературы», публикуется большой материал нашего героя «Военно-шовинистическая пропаганда в японской литературе и задачи советских оборонных писателей».

И все это время не прерывался его «чекистский стаж». С 15 июня 1923 года Ким числился секретным сотрудником, переводчиком 5-го отделения Контрразведывательного отдела (КРО), а затем 4-го отделения Особого отдела (ОО) ОПТУ. В своей автобиографии он писал: «…В июне 1923 г. прибыл в Москву в распоряжение 5 КРО ОГПУ и определен на работу согласно указания тов. Дзержинского, который был уже осведомлен о моем прошлом…» Следующей долгожданной ступенью карьерного роста стало принятие 1 марта 1932 года Романа Кима в штат ОПТУ на должность оперуполномоченного 4-го отделения 00 ОПТУ. 1 декабря 1934 года — в день убийства Кирова — Роман Ким был назначен сотрудником для особых поручений 6-го отделения 1-го отдела, а затем 3-го отдела ОО ГУГБ НКВД СССР. В 1937 году был награжден револьвером системы «Наган» и «Вальтером», знаком «Почетный работник ВЧК — ГПУ (XV)» и орденом Красной Звезды — внушительный список по тем временам! За что именно? За поддержание связей с агентурой в японском посольстве в Москве, получение особо ценных сведений и за свою специализацию — «изъятие секретных документов из сейфов японского военного атташата». Чем не ниндзя? Со временем старший лейтенант госбезопасности (то есть майор, по армейской классификации) Р.Н. Ким возглавляет все японское направление контрразведки НКГБ. Мечта о мести его корейских родителей сбылась. Мало на свете было людей, нанесших такой ущерб японским тайным службам и вообще Японии, какой нанес им бывший Кин Ёрю в ту пору, когда ученик его наставника стал императором Сева.

Спустя некоторое время после развода с первой женой Зоей Заикой Ким женился снова. Сын Аттик остался с мамой, полюбившей другого. Избранницей Романа Николаевича стала японовед Мариам Самойловна Цын — тоже сотрудник органов. Родился сын Вива (Виват), которого Ким почему-то (мы не знаем, почему, до сих пор — одна из главных загадок Кима!) в анкетах именовал то дочерью, то сыном, равно как и каждый раз менял корейские и японские имена — и свои, и своего отца. Дальше — еще сложнее.

2 апреля 1937 года Роман Николаевич Ким был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Японии. Заключен в Лефортовскую тюрьму. Ему не давали спать — он не мог забыть этого до конца жизни. Довели до такого состояния, что, пытаясь одним разом покончить со всем, она раздавил свои очки и съел стекла от них. Выжил. Был привлечен к делу Тухачевского, но сказал не то, чего от него ждали следователи, и снова его пытали. Наконец он не выдержал и признался. Но признался так, что поразил не только видавших всякое следователей, но и самого главу НКВД Ежова: «Ким, по национальности японец, был сыном бывшего японского посла в царской России. Он скрывал это, выдавая себя за корейца… Настоящее имя Кима было Кинго Мотоно. Ким был внебрачным сыном японского дипломата Ичиро Мотоно, бывшего послом в России в годы империалистической войны и впоследствии министра иностранных дел при кабинете Ямамото».