Шпионы и все остальные

На некоторое время Бруно застыл без движения, впившись глазами в буквы и держа забытый стакан в руке. Он читал медленно, потея и шевеля губами, иногда возвращался к прочитанному и снова просеивал через себя слова. Когда ему понадобилось перевернуть страницу, он вспомнил про виски, отпил и поставил стакан на стол.

«…Очевидно было и для охотников, и для собак, и для волка, что теперь все кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данило, привстав, сделал падающий шаг и всею тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данило прошептал: „Не надо, соструним“, — и, переменив положение, наступил ногою на шею волку…»

Бруно поерзал на стуле, хлопнул рукой по столу.

— Дурак! Ну как же так! Э-эх! Что ж ты, братское сердце! Ай! Ай! — бормотал он, едва не рыдая. — Надо ж было сразу когти рвать, а не понты колотить! Доигрался, волчина, раздолбай толстобрюхий!

Он буквально разрывался между сочувствием к старому волку и симпатией к Николаю Ростову, который этого волка травил. Вот это было странно. Раньше такого с Бруно не бывало. Раньше все было просто. Он бился за свое место под солнцем, он стучал в кумпол, ломал челюсти, крушил стулья и пивные бокалы о чьи-то головы и не особо при этом переживал. Не разрывался. Не тер глаза кулаками и не наливался виски от непонятного чувства внутри… Что с ним вообще такое происходит?!

Бруно отвернул обложку, удивленно воззрился на портрет на форзаце. Лев Николаевич Толстой явно не был маленьким человеком, тут не поспоришь. Большой человек. И ведь было у Бруно с ним что-то общее. Явно что-то было. Более общее, чем с Пушистиком, например, или тем более с гномом-занудой Муромовым. Как будто они кровная родня. Только Толстой немного постарше как бы — и возрастом, и вообще. А Бруно помладше. Но тогда выходит, что оба они — и Толстой, и Бруно, — оба они отчасти большие люди, а отчасти — маленькие. Как бы одно целое… Они — одной крови!

«Б…дь!» — подумал Бруно пораженно. И тут же отругал себя за это слово, хотя оно прозвучало только в мыслях.

Кстати, интересно, ругался ли Толстой матом? А-а, точно! У него ж там было это место, где ловчий Данило обозвал старого графа «жопой», когда тот волка проморгал… И еще сказал: «Прое…ли волка-то!.. охотники!..»

Значит, ругался! Сам Толстой ругался! Бруно растроганно шмыгнул носом.

Но, с другой стороны, ругался он редко. У него ж там много других слов, незнакомых как бы, и в то же время понятных, хороших слов, которыми что хочешь можно выразить. Да, если такие слова знать, наверное, и ругаться нет необходимости…

Бруно почувствовал, что от всех этих мыслей и переживаний у него разболелась голова. А может, просто от голода. Он весь день, почти не вставая, просидел над книгой.

— Эльза! Инга! Вы там живые еще? Я жрать хочу! — гаркнул он во все горло. И тут же поправился: — Кушать, в смысле!

Из гостиной что-то пропищали. Бруно встал, стянул с себя куртку и вышел из комнаты.

…Инга и Эльза — одна блондинка, другая брюнетка, — были знакомы с Бруно еще со старых цирковых времен. Они тоже из маленьких: хрупкие детские фигурки, крошечные ступни и ладошки, круглые симпатичные мордашки, кое-где, правда, подправленные косметикой линии «Anti-Age». Кем они только не успели перебывать в своей маленькой жизни! И воздушными гимнастками, и наездницами на белых пони, и ассистентками в шоу иллюзионистов (которых пилят на две части), а также проститутками по вызову в элитном агентстве, и обычными проститутками, и даже танцовщицами в Летнем театре лилипутов. Сейчас их карьера стремительно взлетела — они числились помощницами председателя Партии маленьких людей. Сейчас, после переезда Бруно из штаб-квартиры партии сюда, на Ботаническую, они помогали обустроить дом, наводили уют. Работали с дизайнерами, мебельщиками, рисовали эскизы, носились по магазинам, выбирая плитку, обои, ткани, что-то делали своими маленькими ручками. Этим вечером они закончили наводить красоту в кухне и накрыли по этому случаю праздничный ужин.

— А здесь что такое?

Бруно приподнял крышку супницы, заглянул внутрь, подозрительно принюхался.

— Фруктовый суп с клубникой! — с гордостью объявила Инга. — А там банановый салат с йогуртом! И бутерброды со сгущенкой! И мороженое!

— А где мясо? — нахмурился Бруно. — Я мясо люблю!

— Мы не едим мясо! — пропищала Эльза. — Мясо — это «ебл»! Еда больших людей! А мы — маленькие люди, мы едим «емл»!