Шпионы «Маджонга»

— А-а-а! — Крестьянин снял с плеча брезентовый рюкзак и начал в нем рыться. Пан использовал эту возможность, чтобы хорошенько рассмотреть его, и, вглядевшись, решил, что ему около двадцати пяти лет. Крестьянин был довольно высок для китайца, мускулист и строен, если не считать легкой сутулости, вызванной тем, что всю жизнь он прожил в сельской местности. Короткий густой ежик черных волос, запавшие щеки, карие глаза, обветренная кожа — словом, ничего необычного. Но несмотря на внешний вид, говорящий о том, что человек этот только что приехал из какой-то глухой деревни, в этом царне было что-то странное. Пан задумчиво потер подбородок: что-то, не имеющее отношения к самому крестьянину, замечалось в нем… От него чем-то пахло.

Крестьянин выпрямился, насколько позволяла ему сутулость, заработанная как следствие тяжелого физического труда, и сунул в руки Пану пачку документов. Полицейский пролистал их и состроил гримасу: вид на жительство, потертый загранпаспорт, письмо из райкома партии с разрешением посещения Гонконга сроком на двадцать четыре часа с целью продажи фруктов и овощей. Пан взял на заметку имя крестьянина, которое ни о чем ему не говорило, и возвратил документы. До китайца не сразу дошло, что он должен взять их.

Пан медленно обошел его кругом, но крестьянин, сразу же начал поворачивать вслед за ним.

— Стой спокойно! Ты что, не можешь, что ли? — рыкнул Пан.

Нет, в нем не было ничего, абсолютно ничего подозрительного. И все же, все же…

— Я не видал тебя здесь раньше, — предположил он. — Или видел?

Молчание.

— Ты впервые в Гонконге?

— А?

Пан заглянул в брезентовый рюкзак. Салат-латук — что-то вяловатый. Он засунул руку внутрь и пошарил, запачкав руки в процессе обыска. Ничего. Он выпрямился, отряхивая руки от земли и песка, прилипших к пальцам. Он заметил, что парень смотрит на помещение таможни, что находилась за спиной у Пана, и, обернувшись, увидел группу таких же крестьян: человек двенадцать, и каждый с таким же рюкзаком. Сотоварищи ухмылялись, глядя в его сторону.

— Ты арестован, Старый Ли! — Казалось, такая перспектива их забавляет. — Две ночи за решеткой, а может быть, и три. Ха-ха!

— Да, ты тут задержишься дольше, чем рассчитывал, Старый Ли!

Краем глаза Пан заметил, что к ним приближается инспектор, и мотнул головой в сторону группы крестьян:

— Давай. Пошевеливайся!

Инспектор Спарр подошел к Пану и, проследив за направлением его взгляда, спросил:

— Что-то не в порядке?

— Нет, не думаю. Но, — Пан покачал головой и вздохнул, раздражаясь, — весь мой опыт подсказывает, что тут что-то не так.

Спарр пожал плечами.

— Кто, черт возьми, может что-либо знать об этих людях?

— Но это плохо. Мы должны знать.

Инспектор дружески положил руку на плечо своему подчиненному.

— Брось, Пан, ведь все мы понимаем, что иммиграционный контроль в Гонконге — это всего лишь недоразумение. Вся настоящая работа делается на другой стороне, в Шеньчжене. Никто не взойдет на мост без разрешения властей КНР.

— Разве мы не должны протестовать?

— О да, мы должны, и мы протестуем, все верно. Но у нас просто нет способов выяснить, кого они к нам посылают. — Он указал на группу крестьян, которые уже прошли через таможню и выстроились в очередь, чтобы снова зайти в вагоны поезда.

— Черт возьми, да ведь это может быть их проклятое Политбюро!

Пан нахмурился и покачал головой.

— Для Политбюро они слишком молоды, — заметил он.

Человеческие волны все накатывали на Гонконг из Китая. Это продолжалось все утро и большую часть дня, и только когда солнце уже садилось, людская река потекла в противоположном направлении.

Полицейский катер медленно пробился через набитый судами фарватер, вырвался из главного потока движения судов по гавани и направился в открытое море. Сержант Чон-Линь поднес к глазам бинокль и переместил его, обозревая горизонт: дождь, снова дождь, и ничего кроме дождя. Синоптики обещали, что такая погода простоит еще двадцать четыре часа. И конечно же именно завтра по графику у сержанта выходной.

— Чертова погода, — шутливо заметил он констеблю — стажеру Ламу, стоявшему рядом с ним на мостике.

Молодой китаец нервно кашлянул:

— Да, сержант.

— Знаешь, я ненавижу такую погоду, как сейчас. «Сплошная облачность, на море — зыбь, видимость слабая и продолжающая ухудшаться». Как часто мне приходится писать в вахтенном журнале именно эти слова. — Чон-Линь снова вздохнул. — Самая погода для нелегальных иммигрантов.

Он снова поднес бинокль к глазам и обвел им бухту. Внезапно, не закончив обзор, он замер и поставил локти на леера для большей устойчивости.

— Приближается судно, на два часа, дистанция сто ярдов, внутренний канал. Приготовиться к сближению и высадке на него.

— Понял! — отозвался рулевой.