Шпионы Первой мировой войны

Фредерик Гульд, или Шрёдер, был осужден в апреле 1914 года и получил шесть лет. Он и его жена Мод управляли трактиром «Королева Шарлотта» в Рочестере. Их новый квартирный хозяин нашел в доме две карты из Адмиралтейства, а еще копию письма от 8 октября 1903 года с просьбой о сотрудничестве с немецкой разведкой. За Шрёдерами установили наблюдение, и Мод была арестована в Черинг-Кросс после покупки билета до Остенде. На пути к полицейскому отделению на Боу-Стрит она разорвала несколько конвертов и попыталась выбросить их из окна такси. В них были планы Адмиралтейства для Спитхеда и Бергена. В новом доме Шрёдеров на Мертон-Роуд, в районе Уондсворт, в южном Лондоне нашли анкетный опрос на шести страницах, касающийся военных кораблей Королевского флота. Суд достаточно милосердно обошелся с женой Шрёдера, не предъявив против нее никаких доказательств на том основании, что она не знала о содержимом конвертов. Ее муж тоже приложил все усилия, утверждая, что она была абсолютно невинна.

В мае 1914 года сигнальщик второго класса Герберт Эрнест Хаттон был арестован в Ширнессе и осужден военным судом по обвинению в краже конфиденциальных документов на линкоре «Куин», на котором служил. 18 февраля обнаружили потерю ключа от рубки сигнальщика, и бесследно пропала сигнальная книга флотилии. Подозревали, что Хаттон переслал ее в голландский город Флиссинген 23 февраля. Его приговорили к четырем годам каторжных работ и внесли его имя в список немецких шпионов.

Последний довоенный арест произошел в июне, когда электрик по имени Сэмюель Мэддикс похвастался на Портсмутской верфи, что был шпионом. Он предложил свои услуги немцам в апреле 1914 года, и агент, назвавшийся А. Рэнсомом в Потсдаме согласился принять его. Мэддиксу послали 4 фунта в качестве командировочных для поездки, но он так и не поехал.

Однако когда Мэддикс появился в суде магистрата, он был признан психически больным. Как заявлял его адвокат, Мэддикс действительно испытывал «большое желание обмануть иностранные государства», но понял, что задача эта слишком трудна для него одного и обратился за помощью. Вероятно, из милосердия его отправили в госпиталь для душевнобольных, из которого он убежал. Когда его поймали, то интернировали и не выпускали до 27 января 1919 года.

Не все шпионские дела заканчивались судебным преследованием. С приближением войны внимание немецкой разведки переместилось от персонала на кораблях к служащим на берегу. В феврале 1914 года поступили сообщения, что Эдвин Грегори пересылал информацию из Портсмута некоему А. Кутузову, который завербовал его, назвавшись автором, пишущим о военных флотах мира. На самом деле письма отправлял вышедший на пенсию докер, Питер Грегори, а «Кутузов» не был ни Кутузовым, ни писателем, а все тем же удивительно трудолюбивым Петерссеном, теперь действующим на улице Рю де Пашеко в Брюсселе. Сначала пересылавшиеся статьи носили общий характер, но со временем становились все более конкретными, когда писатель заинтересовался деталями крепления труб на кораблях типа «Айрон Дьюк». Мелвилла послали, чтобы допросить Грегори, но главный прокурор решил замять дело. Грегори спас тот факт, что он написал, что он не шпион, и, конечно, не шпионил бы ради предложенных ему двух фунтов.

В следующем месяце под следствие попали 21-летняя Клэр Фуге (известная и как Лина Мэри Хайне) и Макс Пауэр Хайнерт. Красавица Фуге прибыла в Портсмут в марте 1914 года и начала давать уроки немецкого языка британским офицерам, так же как и Хайнерту. Фактически же Хайнерт был мужем Фуге и прекрасно знал немецкий. Между делом они отослали в Германию наброски прожекторов в Портсмуте. Она утверждала, что была завербована через рекламное объявление в газете «Берлинер Тагеблатт» на прошлое Рождество. Она получала 15 фунтов в месяц и поехала в Германию, чтобы встретиться там с ее контактным лицом, по фамилии Фельс.

Фуге и ее мужа не преследовали по суду, но просто интернировали. Ее отправили в суровую женскую тюрьму в Эйлсбери, а он умер в тюрьме 1 декабря 1914 года. Считалось, что ее проступок заслуживал как минимум трех лет заключения, и когда она подала прошение об освобождении в 1916 году, ей отказали на том основании, что она тут же начнет шпионить снова. Она была, в конечном счете, выслана, и прибыла на корабле в Роттердам 1 апреля 1919 года. В ее досье была пометка, в которой говорилось, что это дело показало, что несудебное преследование таких случаев приводит только к бесконечным ходатайствам и лживым жалобам, мол, в деле не было никаких доказательств, чтобы наказывать обвиняемых в судебном порядке.