«Шпионы» рождаются на Лубянке

Допрошенные в суде в качестве свидетелей по делу «следователь Петухов В. В. и начальник 2 отдела СУ ФСБ России Олешко Н. А. в категорической форме опровергли показания Моисеева об оказании на него какого-либо воздействия»,— записала в приговоре, вынесенном 14 августа Моисееву судья Комарова.

Между тем из рассказов Моисеева известно, что вскоре после его ареста забывчивые Петухов и Олешко, требовавшие от арестованного дипломата признания в шпионаже, угрожали ему, если не сознается, посадить в соседнюю камеру дочь, студентку МГИМО, обвинив ее в преступном пособничестве шпиону отцу. Ну, какое же это воздействие? Так, шутка чекистов!..

Так что же стоит за этим делом?

Похоже, что все началось с простой ошибки (не хочется думать, что все началось с фальсификации), переросшей затем в корыстный умысел одного или нескольких людей не очень высокого уровня в иерархии ФСБ.

Воспользовавшись привычной атмосферой шпиономании, жаждущие славы, наград, новых должностей и званий оперативники решили оседлать «счастливый» случай (заметим, что их ожидания на первом этапе оправдались: дождь милостей пролился). После этого в ход пошли фальсификации, подлоги и прочие «детали», необходимые для изготовления «дела» Моисеева.

Ошибку на старте подтверждают совершенно очевидные информационные проколы, показывающие, что большое эфэсбэшное начальство в первые дни абсолютно доверяло своим оперативникам, раскручивавшим дело, но было полностью дезинформировано ими.

Доказательством этому может служить явно опрометчивое заявление генерала Здановича об аресте с «поличным», которого (поличного) на самом деле не оказалось. Со своим заявлением генерал попал в глупейшее положение. Был введен в заблуждение и министр иностранных дел Евгений Примаков. После этого нужно было спасать честь мундиров не только рядовых, но и генералов.

И закрутились жернова эфэсбэшного следствия и суда.

Можно предположить, что шпионом вполне мог быть назначен другой человек, но обязательно с похожим послужным списком и положением. Если бы не одно обстоятельство…

3 августа 2001 г. показания в суде в качестве свидетеля давал Дмитрий Минаев, известный ранее как аспирант Института Дальнего Востока РАН и помощник депутата Госдумы. Как выяснилось в суде, на самом деле Минаев является оперативным сотрудникам ФСБ, стоявшим у истоков дела Моисеева. Вскоре выяснилось и то, что Моисеев был довольно давно знаком с Минаевым, и, по-видимому, именно это знакомство стало для Моисеева роковым.

Показательно, что, несмотря на требования Закона «Об оперативно-розыскной деятельности» (ОРД), согласно которому оперативники не могут «принимать негласное участие в работе федеральных органов государственной власти», Минаев был помощником депутата.

Есть и еще один очевидный вопрос. Имеет ли право оперативник, участвующий в деле, выступать в качестве свидетеля по этому же делу? Оперативный работник, явно заинтересованный в исходе дела Моисеева, выступает и обвиняет Моисеева в суде. Он отчетливо понимает, что в этом его спасение: если Моисеева вдруг признают невиновным, то как будет называться состряпанный с участием Минаева продукт? Более того, если Моисеева оправдают, то его место на скамье подсудимых по справедливости должен будет занять сам Минаев как автор (или соавтор) фабрикации дела.

Из таких «нюансов» и складывается истинная цена «свидетельским» показаниям Минаева.

Кстати, по слухам, после «успешного» первого процесса, на котором Моисееву дали 12 лет, оперативник-аспирант за успехи в ловле «шпионов» был повышен в должности и даже удостоился награды.

Когда же приговор был отменен Верховным судом (июль 1999 г.), стул под Минаевым зашатался. Начальство стало волноваться, задавать неудобные вопросы и в конце концов мудро решило, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих, т. е. самого Минаева. Выиграет он вместе с судом дело — останется при наградах, должностях, а вот если проиграет…

Хорошо это понимая, «свидетель» Минаев очень старался доказать в суде вину Моисеева. И хотя истинная цена его обвинительным показаниям равна нулю, суд принял их во внимание и использовал в приговоре.

Бросалось в глаза странное истеричное поведение Минаева в суде, вызывавшее вполне обоснованные вопросы об адекватности восприятия им происходящего. Очевидно, что полагаться на показания человека в таком состоянии было нельзя. Но суд положился и вынес приговор с учетом «свидетельских» показаний Минаева, что и отмечено в приговоре.

А высоким начальникам из ФСБ, похоже, уже давно все понятно: и невиновность Моисеева, и специфическая роль в этом деле Минаева. Однако это понимание, увы, не означало установки на справедливый суд.