Если Гузенко был прав, значит, в самом сердце западной разведки угнездился русский шпион (ЦРУ еще не было создано). Началась охота на "Элли", которая вплоть до 1948 года не давала никаких результатов. К этому времени начала приносить плоды работа по расшифровке радиограмм, направленных в 1944-1945 годах из советского консульства в Нью-Йорке. Мы знаем, что одна из них навела на след Дональда Маклина. Еще одна радиограмма - в советское посольство в Лондоне - могла дать дополнительный ключ для идентификации "Элли". В радиограмме сообщалось о побеге Гузенко и давалась рекомендация проинформировать об этом факте "Стэнли" немедленно после его возвращения в Лондон(10).
МИ-5, исходя из текста радиограммы, решила, что агенту КГБ, работающему в Лондоне на ответственном посту, грозит разоблачение со стороны Гузенко и что в данный момент он не может быть предупрежден об опасности, так как находится за границей. Сообщение было взято на заметку в надежде, что со временем появятся дополнительные сведения, которые помогут раскрыть тайну. Но постепенно эти надежды начали таять. Когда в 1951 году был разоблачен Маклин, стало ясно, что он не мог быть ни "Элли", ни "Стэнли". В то время, когда была отправлена радиограмма, он работал в Вашингтоне и находился в постоянной связи со своим оперативным руководителем. Ни под одну из кличек не подходил и Берджесс, потому что безвыездно сидел в Лондоне.
На самом деле почти наверняка под кличкой "Стэнли" скрывался Ким Филби. Он находился за границей как раз в указанное время, отчаянно пытаясь избежать разоблачения в связи с откровениями Константина Волкова. Константин Волков, сотрудник советской разведки, работавший в Турции, явился в английское посольство с просьбой помочь ему бежать на Запад. При этом он заявил о том, что ему известны пути идентификации советского агента в Англии, агента, "который возглавляет контрразведывательную организацию в Лондоне". СИС направила Филби в Стамбул, чтобы оценить как сведения, полученные от Волкова, так и личность потенциального перебежчика. Естественно, Филби проинформировал о Волкове своего оперативного руководителя в Лондоне,
[385]
и к тому времени, когда Филби долетел до Стамбула, Волков был схвачен и на борту советского самолета вывезен в Москву. С тех пор о нем ничего не было известно.
Возникает вопрос, не был ли Филби одновременно и вторым "Элли", если таковой вообще существовал? После бегства Филби в 1963 году и признания Бланта в 1964 году МИ-5 осознала масштабы советского проникновения в английское разведывательное сообщество, и поиски второго "Элли" стали главной задачей организации. События начали разворачиваться по совершенно диковинному сценарию, который, однако, вполне достоин извращенного мира шпионажа и мышления, свойственного обитателям этого мира. Роджер Холлис, возглавлявший в ту пору МИ-5. начал расследование, чтобы установить, не укрылись ли в недрах разведки и другие вражеские агенты, которым пока удалось избежать разоблачения. Ни один сотрудник, включая его самого, не должен был избежать проверки. Это положило начало событиям, не имеющим прецедента во всей истории МИ-5. событиям, которые нанесли МИ-5 рану, не заживавшую в течение двух десятилетий, которая ощущается по сей день, оказывая отрицательное влияние на деятельность организации(11).
Для проведения расследования СИС и МИ-5 создали совместный комитет. Он был составлен в основном из тех сотрудников, которые получили прозвище "младотурки" - молодых людей, политические взгляды которых были окрашены в цвета "холодной войны". Они, в отличие от своих начальников, рассматривали Советский Союз не как одну из реальностей бытия (как погода, к примеру), с которой приходится мириться, а как отвратительное чудовище, на которое нужно вести охоту до его полного уничтожения. В силу этого "младотурки" были решительно настроены на разоблачение и наказание "виновного" вне зависимости от того, насколько давно он провинился и какой пост занимает в данный момент.
Руководители разведки, и в частности Дик Уайт, утверждали, что в мутных водах спецслужб к поискам истины нельзя подходить упрощенно. Во внимание следует принимать множество факторов. При анализе секретной деятельности, исходя из одного и того же набора фактов, можно прийти к диаметрально противоположным выводам: совершенно невинным или же наполненным зловещим смыслом. В делах о шпионаже практически невозможно полностью доказать вину обвиняемого без его признания. Но даже в случае признания передача дела для судебного слушания может указать врагу на ваши слабые места и скомпрометировать вашу организацию в глазах общественности. Риск такого рода не оправдывает себя, особенно в случае
[386]