Шпионы

Правда, мы замечаем кое-что у дома мистера Горта и в «Тревиннике». Мистер Горт выходит из парадной двери, несколько секунд стоит в нерешительности на тротуаре и возвращается в дом. В «Тревиннике», наполовину скрытом за вечнозеленой изгородью, таинственная рука раздвигает на верхнем этаже шторы, но кому принадлежит эта рука, нам не видно. От дома мистера Горта и, само собой, от «Тревинника» всегда веет чем-то зловещим. Впрочем, если приглядеться, во всех этих безмолвных домах есть что-то зловещее. Известно же: чем меньше событий совершается у людей на глазах, тем больше подозрений, что за стенами домов творятся странные дела…

Из-за тучи выходит солнце. И снова скрывается за тучей.

Постепенно странность окружающего рассеивается. Свинцовая скука окутывает улицу. Я отвлекаюсь от наблюдений. Беру бинокль и, перевернув его, с другого конца смотрю на Кита. Тот выхватывает у меня бинокль.

– Наводку собьешь, – шипит он. – Если тебе скучно, ступай, голубчик, домой.

Голос – в точности как у его отца, и выражение лица такое же.

Мне определенно больше не хочется играть в эту игру. Я сижу на корточках под запыленной листвой, под ногами утоптанная земля, спину колют острые веточки, за шиворот падают гусеницы, а я неотрывно слежу за снующими в пыли муравьями, демонстративно не желая таращиться, как дурак, на пустую улицу. Мне определенно надоело верить всему, что говорит Кит. Надоело, что мной все время командуют.

– И потом, – выпаливаю я, – мой папа тоже немецкий шпион.

Кит молча настраивает бинокль.

– Точно, – говорю я. – Он закрывается с какими-то приезжими и секретничает с ними. А говорят они на иностранном языке. На немецком. Я сам слышал.

Губы Кита изгибаются в легкой пренебрежительной усмешке. Но ведь это правда! Мой отец действительно уединяется с таинственными посетителями, и они на самом деле говорят на иностранном языке. Я сам слышал! Не исключено, что как раз на немецком. Почему мой отец не может быть немецким шпионом, а мать Кита – может? Она ведь даже ни с кем не говорит на иностранных языках, только делает дурацкие, ничего не значащие пометки в своем дневнике, и больше ничего!

Да, я уйду домой. Я опускаюсь на землю, чтобы выползти из-под кустов.

– Вон она, – вдруг шепчет Кит.

Я замираю и невольно всматриваюсь в просвет между листьями. Появилась мать Кита; скорее всего, вышла из двери кухни. На руке у нее корзинка для покупок. Тщательно притворив калитку, миссис Хейуард, как всегда, неторопливо идет по улице. Мы оба, словно загипнотизированные, не сводим с нее глаз. Кит даже забывает про бинокль. Ока проходит «Тревинник», затем дом мистера Горта и открывает калитку тети Ди. Помахав кому-то за окном гостиной, направляется по дорожке к дому, открывает входную дверь и исчезает за ней.

Я машинально поднимаю журнал наблюдений.

– Двенадцать семнадцать, – шепотом диктует Кит.

Я записываю. Нашу скуку как рукой сняло, а с ней исчезло наше взаимное раздражение и мое неверие.

Мы молча таращимся на дом тети Ди. Во мне снова возникает ощущение странности происходящего. Почему тетя Кита живет через три дома от них? Тетки не селятся на одной с вами улице! Они живут за тридевять земель, родня навещает их один, самое большее – два раза в год, а сами они приезжают только на Рождество. Но мать Кита навещает его тетку не два-три раза в год, а каждый день! Я пристально смотрю на миндальные деревья, на коричневые доски, которыми обшит верх дома тети Ди, и до меня впервые начинает доходить вся странность отношений между двумя женщинами. Нам, например, приходится ехать навещать тетю Нору или тетю Мел всей семьей. А мать Кита ходит к тете Ди одна. Всегда одна. Каждый день. Неужто у них находится, о чем говорить?

Я вспоминаю снимки, что стоят у матери Кита на письменном столе, и меня впервые осеняет: раз в детском возрасте они были сестрами, значит, они и сейчас сестры. Мысль поразительная. Конечно, моя собственная мать в разговоре с моим отцом иногда называет мою тетю Мел сестрой, но до сих пор мне в голову не приходило считать взрослых сестер такими же сестрами, как, например, Дидре и Барбара Беррилл. Я пытаюсь представить, как мать Кита и тетя Ди могут ревновать или ябедничать друг на друга… Или шепотом обмениваться секретами…

Какие у них могут быть секреты, ведь они уже взрослые! Может, шушукаются про дядю Питера?

Где он служит и чем занимается – то есть про всякие мелочи, на первый взгляд совершенно безобидные. Но мать Кита сопоставит эти пустячки и в результате разгадает замысел командования тяжёлой авиацией… Возможно, как раз в эту минуту Тетя Ди показывает матери Кита только что полученное письмо от дяди Питера. А он там по неосторожности прямо пишет, что на побывку не приедет и ждет не дождется, чтобы задать наконец жару самому Адольфу Гитлеру в его собственном логове… А когда наша эскадрилья полетит на боевое задание в Берлин, ее там уже будут поджидать самолеты люфтваффе, таинственным образом оповещенные… И самолет дяди Питера собьют первым…