Шпитонок

Позавтракали. Маланья живо собрала все со стола и вынесла из избы. На столе осталась только небольшая гор-бушка хлеба и несколько картошин. Это Маланья положила в стол и сказала Николке:

– - Николушка! это вот няньке вели поесть, когда из лесу придет, да вели ей скорей перебирать грибы да в поле к нам приходить с граблями.

Маланья одним духом убрала постель, вынесла пойло поросенку, нацедила кувшин квасу и вышла из избы. У крыльца сидел Аксен и прилаживал к косе грабельки.

– - Ну, пойдем,-- сказала Маланья.

– - Пойдем,-- сказал Аксен и, поднявши косу на плечо, пошел через улицу.

– - А ведь роса-то сегодня очень холодная, девке-то на-шей знобко будет,-- сказал он.

– - Ну, авось не околеет, живая душа,-- молвила Ма-ланья, шагая за мужем.

II

Даша только вышла из избы и сошла с крыльца, как почувствовала, что роса так холодна, что босиком идти трудно; но воротиться в избу и сказать об этом матери (как звала Маланью Дашка) она не решилась. Она зна-ла, что все равно Маланья не даст ей обувки, а еще, пожа-луй, пинком наградит; поэтому она, не раздумывая, прямо побежала в лес.

Лес от деревни был не более как в версте, но Дашка не пробежала и половины пути, как почувствовала, что ноги ей совсем охватило холодной росой: их и щипало, и кололо. Дашка, чтобы согреть их, побежала из всех сил.

Когда девочка прибежала в лес, то ноги ее прозябли до костей. Они так больно ломили, что Дашка еле могла сдер-жаться от слез. Добежавши до первой елки, она броси-лась под нее. Под елкой травы не было, а был насыпан игольник, поэтому не так холодно было. Дашке стало по-легче, и она села под елкой, поджала под себя ноги и теплотой своего тела стала согревать их. Ноги согрелись немного, но Дашке не легче стало от этого: они "разош-лись с пару" и так защемили и заломили, что Дашка уже не могла сдерживаться больше и заплакала в голос.

– - О, батюшки! ой, больно! -- хватаясь за ноги ручишками и корчась всем телом, голосила Дашка.-- У-у, родные мои.

Но ноги от этого не переставали ломить. Они как в огне горели. Сердечко Дашки от этого разошлось. Ей стало и больно, и досадно на Маланью, что она ее разутую в лес выгнала. "Ишь, ей обувки жалко, а не жалко меня-то. Не-бось Николку так не выгнала бы",-- подумала она.

И Дашке стало так горько и обидно, что она еще больше расплакалась. Ей вдруг представилось, как обходились с ней все время Аксеи с Маланьей и все люди, и это еще больше надрывало ей сердце.

III

Вывезли Дашку из воспитательного дома в небольшую семью; взяли ее потому, что свой ребенок умер, на его место и взяли. Там ее думали и вырастить, но вскоре кормилица Дашки опять родила, потом через год еще. Ребята остались живы, и Даша стала в тягость, и стала кормилица ей место приискивать…

Отдали ее Маланье. Девочка горько плакала и кри-чала, когда ее взяла Маланья и повезла к себе. Привезла ее Маланья домой, хотела приласкать, дала ей баранку, но Дашка вывернулась от Маланьи, не взяла и баранки, а бросилась к двери и закричала, обливаясь слезами:

– Мама, мамушка… Мама!

Маланья, видя, что девка не на шутку разошлась, веле-ла Аксену попробовать унять ее.

– - Ты что ж это орешь-то, а? -- притворно сердито крикнул Аксен.-- А хочешь прутом? Замолчи лучше.

Дашка испугалась, затряслась и сразу притихла. Маланья посадила се на печку. Дашка долго там всхлипывала, пока не обессилела; потом она крепко заснула. Проснулась Дашка, огляделась кругом, вспомнила, где она, и опять в слезы. Маланья стала было опять утешать ее, но Дашка и слушать ее не хотела; отпихнула она прочь ее и закричала:

– - О мама, о родная!

Маланья рассердилась.

– - Я тебе дам маму, какой там еще маме кричишь, я те-бе мама, слышишь! А будешь плакать -- волку отдам.

Дашка опять забилась в угол, но не перестала плакать. Стала понемногу привыкать она к новому месту. Но так привыкнуть, как к родному, она не могла, все ей вспомина-лась прежняя матка, и она тосковала по ней, на Маланью же с Аксоном волком глядела. Они также к ной ни любви, ни жалости не чувствовали: взяли они ее, как и почти всех "шпитонков" берут, из выгоды. Они только что отделились тогда от отца, нужды у них было много, ну и взяли, чтобы деньгами за нее нужде помочь. Сразу заложили они Дашкин билет, удовлетворили кое-какие нужды свои, а про Дашку и забыли, ни рубашонки, ни одежонки ей порядочной не справили. Держали они ее в чем попало, а кормили впро-голодь. На то, что она тосковала, никто не обращал вни-мания. И сидела она в уголке где-нибудь или на печке. Помешает она Аксену или Маланье, дадут ей подзатыльник, перейдет она в другое место. Так и слонялась она целый день из угла в угол.

На первых порах, как привезли Дашку, стали было за-бегать в избу к Аксену ребятишки и девчонки, забегут и станут Дашку или на улицу звать, или в избе затеют играть, но Маланья живо отучила их.

– - Куда вы пришли-то? -- крикнет она на них.-- Ребенка смущать? Убирайтесь, наша девка вам не товарка, у вас-то отцы и матери есть, они вас и балуют, а наша шпитонок, кто ее справлять-то будет? Ступайте вон.