Читаем Шпицбергенский дневник полностью

Часик отдохнули, потом пообедали бульоном и чаем с бутербродами, взятыми утром. Опять отдохнули. Я почему-то спал беспросыпно. В пять вечера пошли пройтись. Встретили Умбрейта, забирающего из мусорного ящика возле школы чудесные, почти ничем не повреждённые пластмассовые стулья, выброшенные за ненадобностью. Стулья совсем целые, но школа получила новые, а эти девать некуда. Интересно, что Умбрейт успевает всюду побывать и всё узнать. Он решил часть стульев из 27 взять себе, а часть отдать Баренцбургу. Мы со Старковыи увидели и не удержались от того, чтобы сказать, что в нашем научном центре со стульями просто беда. У Старкова в комнате нет стульев вообще, у меня — один и т. д. Умбрейт пообещал дать нам семь стульев.

Прошлись до зелёного домика, Старков убедился в том, что ключа опять нет, и возвратились к себе. В половине восьмого, как намечалось, пришли к Уле, который живёт в том же доме, где расположен ресепшин Нью Бюена.

Поднялись на второй этаж, вошли в коридор и собаки нас почуяли, дав знак хозяину о том, что мы вошли. Обе собачки, ворвавшись в коридор, стали радостно прыгать на нас, пока Уле не загнал их в свой кабинет.

Раздевшись, вошли в просторную комнату с видом не дорогу в посёлок.

Стол уже был накрыт на четыре персоны. Я дал Уле банку венгерского лечо к предстоящему мясу и подарил свою книгу, а Старков добавил наш путеводитель по музею.

В комнате небольшой стеллаж с книгами, диван со столиком и креслами, обеденный стол. Выход на кухню закрывается выдвижной дверью. В конце комнаты закрытый бар с винами, коньяками и другими напитками.

Вбежавшие собаки резвились со мной во всю. Мы явно нравимся друг другу. Посидели немного на диване и пошли вскоре за стол. На маленьких тарелочках уже лежала закуска, состоявшая из нескольких креветок, пары кусочков огурца, пару ломтиков помидор, ломтиков вкрутую сваренного яйца. Не помню относительно хлеба.

Уле предложил для начала белое немецкое вино и разлил его в высокие узкие бокалы. Вино оказалось весьма вкусным и совсем не кислым, то есть хорошо сладимым. Правда, на мой взгляд, винного аромата почти не было. Скорее напоминало просто напиток. Затем Алис принесла поднос, на котором лежала оленина с овощными приправами. Длинной ложкой и вилкой я взял кусочки мяса, цветную капусту, помидорчики. Затем появился сосуд с варёным картофелем, и потом Алис принесла соусницу с соусом.

На столе была тарелка с маринованными маленькими луковичками.

Очень вкусные. Была бы водка — цены бы им не было. Стояли и норвежские маринованные огурчики. Но я знаю, что они мне не нравятся, ибо это ничего общего с нашими маринадами не имеет: огурцы очень сладкие, а мы любим солёные. Тут же стояла тарелочка с паприкой и другая — с зелёными маслинами.

Я попользовался только лучком. Уле разлил в другие более широкие бокалы красное вино. Оно меня не впечатлило особенно, поскольку настоящего винного аромата и вкуса не имело. Это, наверное, было французское столовое вино с обычными консервантами.

Чуть позже, когда мы съели первую мясную подачу, Алис повторила поднос оленины с приправами, а Уле разлил в маленькие рюмочки портвейн замечательного качества. Как выяснилось, на бутылке написано было десять лет выдержки, но сама бутылка стояла у Уле ещё лет десять. То есть португальский портвейн оказался с чудной выдержкой, сохранивший и замечательный аромат и богатый вкус: мягкий, почти не ощущается терпкость, сладкий.

Разговор вёлся сначала о моей книге. Я рассказал вкратце её трагическое содержание. Попутно поговорили о Соколове и его семье. Затем Уле перешёл на немецкий, чтобы включить в беседу и Старкова. Потом обсудили статью в газете. Я пояснил ситуацию. Уле, как всегда, старался защитить систему капитализма, но в данном случае это не получилось, так как дело было в другом. Но он не верит, что Цивку снимут, полагая, что я как обычно живу в нереальном мире фантазий. Так он думает обо мне.

Между тем Алис сказала, что цены в Лрнгиербюене всё время растут.

Жизнь стала очень дорогой. Раньше они платили за квартиру (а я помню, что на была почти такая же, как сейчас) четыре тысячи крон, а сегодня платят двенадцать тысяч. Уле, оказывается, владеет домом не сам, а с двумя другими вкладчиками. То есть у него одна треть. И хоть арендаторы — туристическая компания СПИРТА и прачечная платят за аренду, но эти доходы пока не покрыли сделанные вложения, связанные с займом денег. Понятно теперь, почему Уле многое делает сам во время ремонта помещений, в которых они хотят сделать жилые квартиры для сдачи в аренду.

Алис менее оптимистична, чем сам Уле, который всегда хочет казаться богатым и преуспевающим бизнесменом. Алис говорит, что они надеются на успех от сдачи в аренду помещений, но не уверены в этом. Я вспоминаю, что год назад Уле занимался крышей другого дома ближе к центру, но забыл спросить об этом. Видимо, там что-то не получилось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза