Шпора дракона

Оливия подошла к чайному столику и открыла бутылку бренди. «Томас хорошо сделал, что оставил ее», — подумала Раскеттл. Наполнив два стакана, она отнесла их к камину. Джиджи плюхнулся в кресло, не беспокоясь о том, что может его испачкать, и сделал большой глоток. Оливия села на диван у его ног.

— О чем вы хотите поговорить? — спросила она.

— О том, о чем я не могу говорить с кем-либо, кроме вас. Думаю, что это встревожит моих родственников, и не уверен, что Кэт поймет меня правильно.

— Я всегда готова поговорить со своими друзьями, — уверила его Оливия.

Джиджи благодарно улыбнулся.

— В действительности, это две вещи. В первой нет ничего плохого. Тело дракона требует много… горючего, как вы бы сказали. Когда я первый раз использовал его, то был очень голоден. Я умирал с голоду после сражения с Шутом. Я был в нескольких милях от дороги, а ягод и орехов было явно недостаточно, и было очень холодно. Поэтому я остался драконом и ел, как дракон. Джиджи опять вздрогнул.

— Сырая пища может вывести любого из равновесия, — сказала Оливия, вспомнив подслащенный овес.

Джиджи засмеялся.

— Вы так складно говорите. Я думаю, поэтому вы и стали бардом.

— А дальше? Что случилось потом? — спросила Оливия.

— Ну, я съел дикую свинью, просто ужас, вся в шерсти. Затем я уснул. Для человека там было слишком холодно, и я остался драконом.

На следующий день я понял, что заблудился, Я думал, что нахожусь к северу от дороги на Дедлак, в то время как был к югу. Поэтому я долго летал, прежде чем нашел дорогу. И я снова был голоден. Вы знаете, Садкар говорил, что моему отцу было позволено охотиться в королевских лесах. Я теперь понимаю, что он это делал не с луком и стрелами. Я сожрал корову. Я хотел сначала съесть оленя, но он убежал в лес. Поэтому пришлось съесть корову. Я должен вернуться и возместить ущерб ее хозяину.

Стражница говорила, что я не могу стать полностью драконом и забыть, что я человек. Но я пытался. Я не хотел быть человеком. Я… госпожа Раскеттл, вы убивали кого-нибудь раньше?

— О, да, — понимающе кивнула Оливия. — Не так часто, как вы можете подумать. Первые два раза это был вопрос жизни и смерти, но я была слишком изранена, чтобы понять, что я сделала.

— Да! — сказал Джиджи. — Я был ранен. Но это ничего не меняет. Я убил человека. Человека, который был мне в некотором роде родственником. Знаю, что он пытался убить меня, убил моего отца, всех этих эльфов, хотел убить моего дядю Дрона и бог знает кого еще. Я никого не убивал раньше, и мне хотелось бы думать, что это все из-за моего тела дракона. Мне пришлось кусать его как дракону, чтобы убить его. Когда ты дракон, убить просто. Иначе говоря, вы становитесь голодным. Я оставался драконом, пока не понял, что я убил Шута, будучи человеком.

— Тогда что же заставило вас вернуться? — спросила Оливия.

— Ну, стражница была права. Я — не дракон. Я продолжал думать о вещах, которые снова сделали меня человеком. Я должен был как человек думать о Шуте.

Думаю, что должен убить его. Я не хотел этого, но я принял решение. Было важнее защитить мою семью.

Джиджи сделал еще глоток бренди. Затем он спросил.

— Госпожа Раскеттл, кем был Шут? Что он имел в виду, когда сказал, что Путеводец Драконошпор сделал его? Путеводец действительно злой?

Оливия вздохнула. Она поняла, что пора.

— Безымянный, то есть Путеводец Драконошпор, один из ваших предков. Внук Патона Драконошпора, насколько я могу судить. Я изучила историю семьи, пока вы… отсутствовали. На странице с внуками Патона есть зачеркнутое имя, поэтому я подумала, что это, должно быть, он. Он волшебным образом создал Шута как свою копию. Я все думаю, назвал ли он его Шутом, или Шут назвался сам, или кто-нибудь другой назвал его. Путеводец был очень высокомерным. Он хотел, чтобы его песни и его имя сохранились навсегда, совершенно неподвластные времени, неизменяемые со сменой поколений. Очень интересная идея, но абсолютно не осуществимая.

— Как бы то ни было, но создавая Шута, Безымянный — Путеводец — оказался повинен в смерти двух людей. Я не знаю, знали ли арферы, что Шут жив, и знал ли об этом его создатель, но они приговорили Путеводца к изгнанию, запретили его песни и заставили забыть его имя. Он не постарел в изгнании, но сильно изменился. Уверена, что он ужаснулся, увидев, чем стал Шут.

— Но сейчас арферы простили Путеводца и освободили его? — с надеждой спросил Джиджи.

— Ну, он освобожден. Арферы обсуждают, что с ним делать. Я думаю, что он искупил свою вину, и не только потому, что люблю музыку этого человека.

— Почему Шут так настойчиво хотел убить его?

— Шут был результатом эксперимента, который окончился неудачей. Он был слишком похож на Путеводца. Говорят, что если маг делает абсолютную копию человека, то копия и человек сходят с ума и пытаются уничтожить друг друга.

Шут, должно быть, почувствовал, что имеет право на существование, потому что арферы осудили другого. Или он боялся, что его «отец» захочет найти его и наказать за то, что он не делал то, для чего был создан.

— Почему Шут не хотел петь его песни?