Шпоры на кроссовках

Он снова прислушался, надеясь поймать человеческие звуки, не слышал пение птиц на шум деревьев, почти смыкавшихся над дорогой. Ещё не сколько секунд поразмыслив, мальчишка зашагал направо. Просто чтобы подчеркнуть для себя: моё дело правое.

Иди по песку было тяжеловато — сухой и сыпучий, он не пускал ноги и засыпался в кроссовки. За первые же две сотни шагов в нескольких местах попались звериные следы — это открытие не радовало. Раз тут звери не боятся выходить на дорогу, то можно и встретиться с ними. И неизвестно, чем окончится такая встреча. Колька старался ступать тише — это получалось — и прислушиваться изо всех сил. Но лесные звуки мешали, дорога часто петляла, и эти петли отсекали любой шум, происходивший за поворотом. Поэтому сухое деревянное постукивание буквально ударило мальчишку в лоб — он услышал телегу одновременно с тем, как увидел её.

Бодренькая лошадь неопределённого цвета двигалась на него. Сбоку от лошади болтались ноги в сапогах — не скороходах, а вполне обычных и сильно стоптанных кирзовых. Хозяина сапог не было видно из-за его тягловой силы. Застыв от неожиданности, Колька созерцал эту картину, пока бодрый и многоэтажный мат, которым хозяин подбадривал лошадь, не заставил его вздохнуть и шагнуть в сторону.

— Ох ты! — услышал он мужской голос, и лошадь с телегой встала, как вкопанная. На Кольку с удивлением и интересом смотрел плохо и даже как-то вызывающе подбитый мужик лет за сорок, одетый в льняной пиджак, застёгнутый на все пуговицы, бесформенные и бесцветные штаны, заправленные в штаны и форменную кепку, похожую на милицейскую, только чёрную. Видно было, что мужик испугался — наверное, от неожиданности. Его глаза обежали беспокойную петлю, обшаривая кусты, потом с каким-то сомнением остановились на мальчишке, обшарив его с головы до пят — у Кольки вообще появилось ощущение, что его обшарили руками. — Чего тебе? — сердито испуганным голосом спросил мужик, сильно коверкая слова — «чего» в его исполнении прозвучало как «чаго».

— Да ничего, — пожал плечами Колька. Хотел добавить ещё «не бойтесь», но решил, что мужик обиделся. Но не спрашивать у него, в самом деле, «дядь, а который у вас год?» Или спросить?

Пока мальчишка размышлял, мужик ещё раз осмотрел всё вокруг вплоть до верхушек деревьев и, похоже, пришёл к какому-то выводу — расслабился и спросил уже без напряжения:

— Меняешь что ли че? Не боись, не заберу… Куды идёшь?

«Гражданская война, что ли? — опасливо подумал Колька. По истории они ещё не проходили, кино про эту войну показывали редко, книжек о ней вообще не попадалась, но Колька помнил, что это вроде тогда меняли по сёлам разные вещи. — А если и так? Выбираться всё равно нужно…»

Мужик терпеливо и вроде даже равнодушно ждал чего-то. Потом подал голос:

— Ежли золотишко какое — садись, сменяю на закусь без обману, как доедем. Ежли барахло-кось в кустиках придерживаешь — то извиняй, мимо шагай, кто там знает, откуда оно…

— У меня нет ничего, — решился Колька. — Я своих ищу, я потерялся… Вы меня до города не довезёте?

Слова мужика ещё больше укрепили его в своём открытии. Кроме того, Колька вспомнил, что видел — в Гражданскую были самолёты, и даже грузовики. И ещё вроде бы детей особо не трогали, если только они за кого-то не воевали. Ну, он-то не воюет…

— Свои-их? — протянул мужик и почесал висок желтым ногтем большого пальца. — Так ты из города, что ли?

— Ага, — ничем не рискуя, ответил Колька. Он мог назвать хоть свой родной Вавиловск (ему больше полтыщи лет!), хоть Москву, где был дважды. Не проверишь, а как сюда попал (куда — сюда, узнать бы!) — можно отговориться неразберихой.

— Давай, — мужик хлопнул по доскам позади себя. Колька обрадовано запрыгнул — и подскочил с писком. Что-то металлическое — хорошо, не острое! — солидно врезалась в копчик. — Ох… — мужик охарактеризовал ситуацию и, не глядя, извлёк из сена, толстым ровным слоем сваленного в телеге, винтовку с вытертыми до белизны металлическими частыми, облезшим черным лаком и самодельным ремешком из брезента. — Не убился?

— Немного, — покривился Колька, усаживаясь и не сводя глаз с винтовки, которую мужик устроил всё так же в сене рядом с тобой. — Ваша?

— А то чья? — мужик причмокнул, пустил лошадь нехорошими словами и прихлопнул вожжами. — Моя родимая… Но вот и слава Господу, едем помалу… Песни петь умеешь?

— Не очень, — признался Колька.

— Жаль, — вздохнул мужик. — С песней дорога короче. Да и с дали слышно — мальчишка поёт, едет, не таится — может, и не тронут, коль и увидят…

— Бандиты? — деловито поинтересовался Колька. Мужик кивнул:

— Они, заразы… Да ты не трусись, я ж говорю — малого не тронут, да и меня тоже…

— А винтовка? — всё-таки с холодком поинтересовался Колька, усаживаясь по-турецки. Мужик покосился, спросил:

— Не Аллаху молишься?

— Православный, — немного удивлённо ответил Колька.

— Окстись, — потребовал мужик. Мальчишка помедлил, соображая, перекрестился. — Ну и добро… Сам-то русский или ещё каких кровей?

— Русский, — ответил Колька. И снова мужик был не против: