После всех этих событий, после моей безумной, бесплодной попытки побега, я считаю, что, сама того не ведая, сделала все необходимое для моего возвращения домой. И я унесу воспоминания об Армаде, вшитые в мою плоть.
Я с удивлением обнаружила, что снова пишу тебе это письмо. Рассказав Утеру Доулу правду, я думала, что с этой писаниной покончено. Но, признавшись себе в этом, я почувствовала себя брошенным ребенком. Есть ли что-нибудь более жалкое, чем эти бумажки, которые я так хотела отправить адресату, хотя так еще и не решила, кто этим адресатом будет?
Тогда я их припрятала.
Но теперь началась новая глава. Армада движется вспять во времени, готовясь вернуться к своему пиратскому промыслу в богатых водах около моего дома. Все переменилось, и я дрожу от возбуждения, выискиваю удобный случай, чтобы закончить это письмо.
Оно меня смущает. Благодаря ему я становлюсь откровеннее.
Это возможное письмо. До последней секунды, пока я не вставлю твое имя после слова «дорогой», написанного столько листов и месяцев назад, оно остается возможным письмом. Чреватым разными возможностями. Теперь я очень сильна. Я умею добывать возможности и могу одну из них сделать реальностью.
Я не была твоим лучшим другом и прошу у тебя прощения за это. Я вспоминаю моих друзей в Нью-Кробюзоне и спрашиваю себя, кто из них станет тобой.
А если я захочу сделать это письмо воспоминанием, которое скажет «прощай», а не «здравствуй», тогда ты будешь Каррианной. Ты – мой дорогой друг, если так оно и есть, и то, что ты был мне неизвестен, когда я начинала письмо, ничего не значит. Ведь это все же возможное письмо.
Кем бы ты ни был, я не была твоим лучшим другом и сожалею об этом.
Мы приближаемся к флоту, который стоит в ожидании на границе Скрытого океана, напоминая строй беспокойных охранников. И я пишу тебе это письмо, чтобы рассказать обо всем, что случилось со мной. Как я тебе уже говорила, я поняла, что мной манипулировали, что меня постоянно использовали, и, даже не исполняя функции переводчика, я все равно передавала чужие послания. Но это знание ничуть не обескураживает меня.
И дело не в том, что мне все равно. Не то чтобы я не злюсь за то, что меня использовали (пусть боги и Джаббер будут милостивы ко мне), или за те страшные, кровавые события, причиной которых я по неведению стала.