Шрамы и песни

— Мы живем вместе, ее растили мои родители. Других родственников у нее нет, — сквозь слезы выдавила из себя Леа. — Доктор, пожалуйста, просто скажите, что с ней? Прошло почти девять часов, а нам ничего не говорят, и, честно говоря, страшно представить, что я сотворю с этой приемной и всей мебелью, если нам в ближайшее время ничего не скажут, — сквозь рыдания начала угрожать Леа. Итан, Такер и Брейден поддержали Леа, угрожающе столпившись вокруг врачей.

Самый старший из хирургов указал Леа на сиденья:

— Пожалуйста, присядьте и я вам все объясню. — Все вместе, как одно целое, мы сели, внимательно глядя на врачей.

— Ваша подруга в реанимации. Нам пришлось поместить мисс Тейлор в состояние искусственной комы, идет восстановление хирургическим путём после серьезных  повреждений от полученных ранений. Плюс — то, что она молода и крепка, поэтому мы надеемся на восстановление и правильное заживление рваных ран. Потеряно много крови, около 40%, и, если она и очнется, на это могут уйти дни, недели или даже месяцы. Слишком рано говорить о тяжести травм, но: остановка сердца... два переливания... пробитое легкое... повреждения важных органов... аппарат жизнеобеспечения... — лишь чудо. — Все слова смешались, но до меня точно дошло сказанное хирургами.

— У нее остановилось сердце? — вмешалась Леа. — Но почему? Что с ней случилось?! Я не понимаю!

— Мы не в курсе обстоятельств нападения, но нам точно известно, что мисс Тейлор поступила в отделение с колотым ранением от подмышки до бедренной кости, задевшим множество жизненно важных органов. А теперь, если позволите, нам необходимо встретиться с полицейскими, которые дожидаются наших показаний.

Пока все пошли перекусить, мы с Леа ждали, когда нас пропустят в отделение интенсивной терапии.

Спустя два часа, мы с Леа молча вошли в палату Грейс и также молча сели рядом с ее койкой.

Я провел рукой по волосам.

— Это я виноват, Леа. Я должен был остаться. Не следовало оставлять ее. Я оттолкнул ее. Слишком давил. Буквально подтолкнул ее к Блейку, — прошептал я.

— Нет, Шейн, поверь мне. Ты не понимаешь, — невнятно из-за слез сказала Леа.

Я уперся лбом себе в руки.

— Я признался ей в любви.

Леа подняла ко мне округлившиеся в шоке глаза.

Провел руками по волосам и уставился в потолок, надеясь на какую-то божью помощь.

— Погоди... Что?! — ахнула Леа.

— Я все испортил. Думал, что это взаимно. Я не знал, что она так любит своего бывшего. Облажался, и мы поругались. Я оттолкнул ее, и теперь она здесь. Меня не было рядом, когда надо было защищать.

— Бывшего?

Я смахнул навернувшиеся на глаза слезы.

— Да, так она сказала, когда мы застряли в джипе во время метели. Она не хотела никого, кроме него. — У меня вырвался смешок. — Мое гребаное везение, тот единственный раз, когда я позволяю себе чувства к кому-то, и у меня никаких шансов, а теперь она на чертовом дыхательном аппарате.

— Думаешь, она выкарабкается, Шейн? Думаешь...

Я встал, внезапно наполненный яростью и гневом.

— Нет. Жизнь состоит не из чудес, розочек и гребанной сахарной ваты, Леа. Она в коме. Этот больной ублюдок точно знал, куда именно бить ножом, чтобы она до смерти истекла кровью и ослабела прежде, чем мы смогли бы доставить ее в больницу. Подумай, каково ей было. Подумай, через что она прошла. Сколько раз ее возвращали с того света? Даже врач сказал «молиться о чуде» в том же предложении, в котором описывал перспективы отключения аппарата поддержания жизнеобеспечения! Чудес в природе не существует. Жизнь горькая на вкус. И она не состоит из прикрас или надежд…

Леа уставилась на меня своими большими карими глазами, умоляя забрать свои слова назад. Но я не могу, Леа. Это — еще одна часть моего наказания: дать вновь полюбить кого-то и отобрать ее. А ты, Леа, — всего лишь сопутствующий человеческий ущерб у этих эгоистичных крылатых ублюдков. Вы им молитесь, но им на вас насрать. Я подошел и присел на кровать Грейс.

Склонившись над ней, я смахнул темную прядь волос с ее лица.

Леа подошла с другой стороны, взяла руку Грейс и показала мне ее запястье.

— Надежда. Вот что написано на ее запястье.

— На этом — «любовь», — вздохнул я. Я понимал, что пыталась сделать Леа — подарить себе надежду, несмотря на все сказанное мной. Боже, насколько слепа человеческая вера. Воистину, счастье в неведении.

— «Вера» — у нее на затылке, — прошептала Леа. — Ты веришь в рай, Шейн?

Душу сжало в агонии, выжимая и выворачивая наизнанку.

— Она точно попадет в рай, Леа, и бьюсь об заклад, это самое прекрасное место в мире. Она запоет, и ангелы будут оборачиваться, чтобы послушать.

Леа выдохнула, и поток слез усилился, ее тело затряслось от неконтролируемых рыданий.

— Нет, не попадет. Она никогда не попадет на небеса!

Я погладил Грейс по бледной щеке.