Шрамы как крылья

Она делает несколько прыжков (до грациозности Сары ей, конечно, далеко) и кланяется парню, который шутливо ей аплодирует. Девушка треплет его волосы и вдруг ловит мой взгляд. Я не успеваю отвернуться, а она принимается шептаться с парнем, тот оборачивается ко мне.

Новость о моем появлении разлетается по залу – судя по тому, как все начинают крутить головами.

«Тревога! Тревога! Критическая ситуация! В нашем театре – Обгоревшая!»

Я вжимаюсь в бархатное кресло, пытаясь подавить чувство, которое никогда еще не испытывала в святая святых – театре. Страх.

Как я смогу подняться на сцену, если даже сейчас у меня от паники по коже бегут мурашки?

Похоже, пожар уничтожил оба моих дома.

Все кресла заполнились – кроме тех, что рядом со мной. Крепче прижав к себе сумку, я достаю наушники и уже собираюсь их надеть, как ко мне подходит парень с темными глазами и смуглой кожей.

– Тебя ведь Асад зовут?

Он указывает на коридор.

– Там я просто Асад. А здесь я Асад Ибрагим, непревзойденный осветитель сцены! – Он пафосно вскидывает руки, случайно задевая меня за предплечье. Но, как ни странно, не отшатывается в ужасе. – А ты что здесь делаешь? На прослушивание пришла или наниматься в рабочие сцены?

Мы с Пайпер решили, что я попытаюсь получить роль, а вот о втором варианте даже не подумали. А ведь это тоже считается.

– Второе, – решительно отвечаю я и кладу наушники обратно в сумку. – Конечно же, в рабочие сцены.

– Круто. Я тоже. – Он указывает на маленькую, размером с будку, комнатушку с огромными круглыми прожекторами, направленными на сцену. – Я управляю светом, так что обычно сижу там.

Он обводит взглядом зал, и его улыбка на миг меркнет.

– Значит, Пайпер все-таки не пришла? Вы с ней разве не срослись как сиамские близнецы?

– Театр ее больше не интересует.

– Вот облом. Она единственная среди этих примадонн знала мое имя. А большинство из них, наверное, считают, что меня зовут «Больше света!».

Я невольно смеюсь, и Асада это явно воодушевляет.

– А, так ты все-таки умеешь улыбаться! – торжествующе восклицает он. – Ладно, из какого мюзикла строчка: «Ты одет не полностью, если на тебе нет улыбки»?

– «Энни»[8].

Широко улыбаясь, Асад садится в кресло рядом со мной.

– Впечатляет. Среди школьников мое знание бродвейских цитат обычно остается незамеченным – и чаще всего неоцененным. Нам здесь нужно больше таких, как ты.

Я сильнее вжимаюсь в кресло.

– Как я?

Асад продолжает беззаботно болтать, будто не понимая, что я мучительно жду от него объяснений.

– Людей, которые по-настоящему ценят театр.

Осознав, что речь идет не о моей внешности, я расслабляюсь и шучу:

– Ну, иногда надоедает смотреть «Настоящих домохозяек».

Асад улыбается.

– Я рад, что ты пришла, Ава.

Я перевожу взгляд на пустые сидения рядом со мной.

– Кроме тебя это никого не радует. Только ты и Пайпер разговариваете со мной.

– Да у тебя на лбу написано: «Не говорите со мной». Даже в коридоре, рядом с Пайпер, ты всегда смотришь в пол.

Осознав, что и сейчас смотрю на свои туфли, я заставляю себя поднять взгляд на Асада. И вижу в его потрясающих, почти черных глазах свое отражение.

– Ничего подобного.

Он улыбается.

– А помнишь, как я пытался пообщаться в твой первый день в школе?

– Ну да.

– Ты совсем не обращала на меня внимания.

– Я решила, что ты просто вежливый и говоришь с пострадавшей при пожаре новенькой из жалости.

Асад закатывает глаза.

– Именно. Я был вежливый, а ты отшила меня.

Бестолковое любопытство – так я охарактеризовала его поведение. Я чувствую, как внутри меня что-то переворачивается, и понимаю, что с Асадом одним определением, нацарапанным в углу страницы, не обойтись.

– Я это к тому, что, может, тебе стоит время от времени поднимать взгляд от пола, – говорит Асад, – а то подумают, будто ты что-то потеряла.

Я запинаюсь, пытаясь подобрать слова. Не улыбайся Асад так открыто и обезоруживающе, я бы сочла его полным придурком – он говорит, что это я виновата в том, что у меня только один друг во всей школе.

Может, я бы даже обиделась, если б его улыбка не заставила меня почувствовать, что этот болтун вполне может стать моим вторым другом.

Босой долговязый парень в черном выходит на сцену и хлопает в ладоши, призывая будущих актеров и актрис занять свои места. Асад задумчиво опирается подбородком на ладонь, словно вот-вот произнесет монолог, достойный Гамлета.

– Если вы пришли сюда без интереса, а только потому, что школа заставляет вас что-то выбрать, или если вы думаете, что упоминание театрального кружка поможет вам при поступлении в колледж, то вы ошиблись. Здесь нет места самозванцам.

Парень делает паузу, оглядывая толпу, его манеры и внушительный рост эффектно работают на сцене. Судя по ухоженной бородке клинышком и короткому хвостику черных волос, он не раз прочел пособие «Как одеваться подобно режиссеру с Бродвея», а на стене его спальни висит фото Лина-Мануэля Миранды[9], на которого он явно старается походить.

– Во имя бессмертных слов Полония «Будь верен сам себе», выбирайте: вы с нами или нет?