Чуть дальше провидец повествует о разгорающемся Пламени: «Агни широко сияет безбрежным Светом и делает все вещи явными своим величием». А это как мы должны понимать? Должны ли мы предположить, что певец, неизвестно как освобожденный от своих уз, безмятежно восторгается огромным пыланием жертвенного огня, которому предстояло поглотить его самого, и удивляться мгновенной переменчивости примитивного ума? Лишь когда мы открывает, что «безбрежный Свет» – это устоявшееся выражение, которое на языке мистиков означает широкое, свободное и лучезарное сознание за пределами ума, нам открывается подлинная смысловая нагрузка стиха. Провидец воспевает свое освобождение из втрое свитых пут ума, нервов и тела, а также рост знания и воли внутри себя, возвышающих его на уровень сознания, где настоящая истина всех вещей, выходящая за пределы их видимой истины, становится, наконец, проявленной в безбрежном озарении.
Но каким образом донести в переводе весь этот глубокий, естественный и сокровенный смысл до понимания других? Только переводом истолковательным: «О Воля, о Жрец нашего жертвоприношения, сними с нас путы нашего рабства» и «Это Пламя сияет безбрежным Светом Истины и своим величием делает все вещи проявленными». Тогда читатель, по крайней мере, сможет уловить нематериальную природу веревки, света, пламени; ему передастся нечто от смысла и духа этого древнего гимна.
Приведенные примеры должны пояснить используемый мной метод. Я иногда оставлял в стороне образ, но так, чтобы не разрушить всю структуру внешнего символа и чтобы не подменить перевод комментарием. Было бы недопустимым насилием лишить драгоценное одеяние ведийской мысли его великолепных украшений или заменить его грубым рубищем обыденной речи. Но я старался всюду сделать его как можно более прозрачным. Значимые имена богов, царей, риши я переводил, выявляя их полускрытый смысл, – иначе покров бы остался непроницаемым; в тех случаях, когда образ был мало существенным, я жертвовал им ради его психологического эквивалента; там, где образ влиял на колорит окружающих слов, я старался найти фразу, которая сохранила бы образ и все же показала ее смысловую насыщенность. Иногда я даже прибегал к двойному переводу. Например, ведийское слово, которое означает одновременно и свет или луч и корову, я, в зависимости от контекста, переводил как «Свет», «сияния», «сияющие стада», «лучезарные коровы», «Свет, матерь стад». Слово «сома», означающее амброзию, ведийский напиток богов, я переводил как «нектар восторга» или «вино бессмертия».
В целом, ведийский язык – инструмент могучий и замечательный, это язык лаконичный, сложный, зрелый, насыщенный, тяготеющий в своих оборотах скорее к следованию за естественным полетом мысли ума, чем к гладким и стройным построениям и ясным переходам, свойственным логическому и риторическому строю. Однако такой язык при переводе на английский без изменений воспринимался бы как грубое, отрывистое и туманное, мертвое и тяжеловесное движение, утратил бы всю утреннюю бодрость и могучую поступь оригинала. Поэтому я предпочел придать переводу форму более пластичную и естественную для английского языка, используя конструкции и приемы перевода, наиболее соответствующие современной речи, сохраняя в то же время логику мысли оригинала; и я без всяких колебаний отказывался от сухого лексического эквивалента ведийского слова, давая вместо него целую английскую фразу, когда это диктовалось необходимостью передать весь смысл и ассоциации. Я все время помнил о главной цели – сделать внутренний смысл Веды доступным для современного развитого интеллекта.
Но при всем том добавление ряда примечаний оказалось совершенно неизбежным, хотя я старался не перегружать перевод примечаниями и не увлекаться чересчур длинными пояснениями. Я полностью исключил академический подход. В Веде встречается целый ряд слов, значение которых сомнительно, целый ряд идиом, смысл которых может быть установлен только умозрительно или же условно, немало стихов, которые допускают два и более возможных толкования. Однако перевод избранного мной типа не допускает изложение затруднений и колебаний исследователя. Я также предварил перевод кратким очерком основной мысли Веды, который необходим для читателя, желающего ее постичь.