Шри Ауробиндо. Тайна Веды

Saṁsthe. Интерпретация Саяны yasya rathe [yuktau] harī кажется мне весьма натянутой и едва ли возможной. Если saṁstha, что здесь переводится как «столкновение», значит ratha «колесница», согласно Саяне, а vṛṇvate значит saṁbhajante, то из этого вытекает единственный смысл: «враги Индры в колеснице Индры не одобряют его коня!» Нам требуется найти более подходящее значение для слова saṁstha. Раз речь идет о битвах, то можно предположить, что имеются в виду стычки и столкновения с врагами, слово же vṛṇvate очень часто встречается в значении «задерживания», «препятствования» или «противодействования». Когда Индра в пылу битвы вступает в противоборство с врагом, движение его колесницы остановить невозможно; она всегда сметает препятствия на своем пути и достигает цели. Стих, следующий за фразой ā bhuvat puraṁdhyām предыдущего рика и завершающийся возратом к изначальной идее, весьма уместно в заключении имеет слово gāyata, «воспойте», – так, с чисто ведийским совершенством стиля обретает завершение мысль, начатая с pra gāyata и развернутая через indraṁ sacā.

sutapāvne sutā ime śucayo yanti vītaye ǀ

somāso dadhyāśiraḥ ǁ

«Выжаты для очищения эти соки Сомы; чистые, они текут для твоего проявления, способные тогда нести свою силу».

Sutapāvne. Somasya pānakartre, говорит Саяна, и он вполне может быть прав, ибо слово pavan в классическом санскрите, несомненно, предстает существительным, означающим субъект действия, и если принять его в этом значении, фраза обретает весьма вероятный смысл. «Вот эти соки Сомы, выжатые для пьющего Сому». Но согласно открытию европейских ученых в древнем арийском языке дательный падеж – здесь суффикс ane – употреблялся в качестве отглагольной формы для выражения действия, наряду с выражением субъекта действия; вероятно, эта форма находит отражение и в инфинитивном суффиксе греческого языка, nai, enai, в то время как укороченная форма an дательного или именительного падежа появляется в обычной инфинитивной форме греческого, ein. Древнее арийское asan – «бытие», в греческом сохранилось в виде einai – «быть»; dāvan – «давание» как dounai – «давать»; bhuvan – «становление» как phuein – «становиться»; śruvan – «слышание» как kluein – «слышать». Можем ли мы считать, что эта древняя арийская форма сохраняется в Веде и в таких формах, как pāvane, dāvane? Предположение представляется логичным и обоснованным. Но в таком случае у нас получается весьма гротескная фраза – «эти соки Сомы были выжаты в целью пить Сому»! Если мы должны принять слово pāvan как несущее идею «питья», то толкование Саяны оказывается гораздо более предпочтительным. Однако, хоть pāvan и воспринимается нами естественно как та же форма, что и dāvan – образующаяся добавлением суффикса an к корню pā, «пить», с полугласным va для благозвучия, что мы находим в тамильских и санскритских формах типа bruvan, stuve, – все же слово pāvan может с тем же успехом происходить и от корня pū – «очищать» – при изменении корневого гласного, как в форме pāvaka и pāvan, перед окончанием an. Применив наши рассуждения к слову sutapāvne, мы обнаружим смысл глубокий и яркий, вполне соответствующий стилю гимнов Мадхуччахандаса – тонкому, с богатым подтекстом. Соки выжимаются для предварительного процесса очищения того, что было выжато, sutapāvne; очищенные же, śucayaḥ, они готовы к употреблению, yanti vītaye, ибо они уже dadhyāśiraḥ «способны нести свою силу». Сразу становится понятным присутствие эпитета śucayaḥ «очишенные», который до этого выглядел просто украшающим – не то чтобы совсем не нужным, но необязательным; теперь же это слово приобретает важнейшее значение и, действительно, становится неизбежным в данном контекте; тогда и эпитет dadhyāśiraḥ становится столь же необходимым в качестве кульминации всей фразы и мысли.