Для меня высокая честь выступать перед вами в этом величественном зале, посвященном Теодору Рётке, уважаемому американскому поэту, который был любимым профессором и поэтом этого университета. По моему смиренному мнению, Теодор Рётке был поистине любящим Красоту-Бога в Боге-Творении. Я хотел бы закончить свое сегодняшнее выступление, призвав присутствие его яркой души-просветления стихотворением «Свет становится ярче», которое прославляет приход Весны одновременно в природу и ум:
… вскоре ветвь, часть сокрытой сцены,
Ум-листва, столь долго туго свернутый,
Превратит свою собственную суть в зелень,
И молодая поросль разрастется
в нашем внутреннем мире.
Высокочтимый заведующий кафедрой Шоун Вонг, с нежностью уважаемый профессор Чарльз Джонсон, ваш университет уникален своим девизом: «Lux Sit — Да будет Свет». Ваша любовь к свету, свету души и свету ума, беспримерна. Сегодня вы чествуете меня с добротой, состраданием и благословением наградой «Свет Азии». В экстазе безмолвной тайны я сею семена слез благодарности и улыбок благодарности моего сердца в саду ваших сердец беспримерной красоты.
ИНДИЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
(Краткий обзор)
Международный Университет Флориды, Майями, Флориды, США
Вертгейм Центр исполнительского искусства
26 мая 1998
Философия ума говорит:
У Бога, возможно, есть.
Философия сердца говорит:
Бог, конечно, есть.
Философия жизни говорит:
Бог является как искателем,
так и Источником.
Когда я иду за пределы философии ума, я восклицаю:
Ни разума, ни формы — я только есть;
Остановилось все: и воля, и мышленье.
Прощальный взмах Природы танца,
Я — Тот, Кого искал.
* * *
Высоты все подвластны духу моему,
Безмолвен в сердце Солнца я.
Ничто не променяю я на время и дела,
Завершена моя вселенская игра.
Когда я иду за пределы философии сердца, я шепчу:
Сладостен мой Господь.
Его я осознал как Вечную Истину.
Сладостнее мой Господь.
Его я осознал как единственного Действующего.
Сладостнее всего мой Господь.
Его я осознал как Всевышнего Наслаждающегося.
Когда я иду за пределы философии жизни, я обещаю:
Никогда не встретить больше:
Вчерашний свой лик,
Падения миг,
Никогда не встретить больше.
Никогда не встретить больше:
Смерти объятий,
Сатаны Дыхания,
Никогда не встретить больше.
Никогда не встретить больше:
Чинмоя неудачника,
Невежду полнейшего,
Никогда не встретить больше.
Безжалостные критики философии говорят, что философия решительно никуда не ведет. Те же критики говорят, что философия — это долгожительство абсурда. Они также осмеливаются говорить, что победитель есть во всем, но когда сражаются два философа, тогда нет ни победителя, ни побежденного. В этой связи я хочу сослаться на противоположные взгляды двух бессмертных, каждого в своей области. Бетховен, наделенный величайшим авторитетом в музыкальном мире, говорит:
Музыка — это более высокое откровение,
чем философия.
К счастью, есть Мильтон, бессмертный эпический поэт, отрицающий это очернение философии. Мильтон пишет:
Сколь чарующа божественная философия!
Не грубая и придирчивая, как полагают скучные глупцы,
А музыкальная, как лютня Аполлона.
Из двоих я непременно отдаю свой голос за Мильтона и ставлю философию на тот же уровень, что и музыку, по ее способности раскрывать и проявлять Божественное здесь, на земле.
Для меня философия — это ум-очищение. Философия — сердце-заверенние. Философия — жизнь-превосхождение.
Философия моего ума говорит: «Я сомневаюсь».
Философия моего сердца говорит: «Я надеюсь».
Философия моей жизни говорит: «Я потерян».
Философия моей души говорит: «Я обещаю».
Философия моего Господа говорит: «Все свершено».
В мае 1892 года великий немецкий ученый Макс Мюллер прочитал курс лекций в Университете Кембриджа. Первая была озаглавлена «Чему может научить нас Индия?» Профессор Мюллер высказался очень мощно и кратко, говоря:
Если бы меня спросили, под каким небом человеческий ум наиболее полно развил некоторые из своих самых изысканных дарований, глубже всего размышлял над величайшими проблемами жизни и нашел решение некоторых из них, которые вполне заслуживают внимания тех, кто изучал Платона и Канта, — я бы указал на Индию.
И если бы я спросил самого себя, из какой литературы мы, здесь, в Европе, взращенные почти исключительно на идеях греков и римлян и одной семитской расы, евреев, можем извлечь ту коррективу, в которой более всего нуждаемся, чтобы сделать свою внутреннюю жизнь более совершенной, более всесторонней, более универсальной, по-настоящему более человечной, построить жизнь не только ради этой жизни, а жизнь преображенную и вечную, — я бы снова указал на Индию.