Шри Рамана Махарши - Жизнь и Путь

Попечители матха (святыни) Вирупакши в городе имели также право собственности на пещеру и при­выкли взимать небольшую плату с паломников, еже­годно посещавших ее на празднество Картикай. Когда Шри Бхагаван пришел туда, эта практика временно прекратилась, потому что две стороны оспаривали пра­во собственности и между ними ожидалась тяжба. Когда дело разрешилось, удачливая сторона возобно­вила сбор платы, но к тому времени поток посетителей стал гораздо больше и был непрерывным в течение года, а не только в Картикай; и поскольку именно при­сутствие Шри Бхагавана привлекало их, то плата стала, в результате, некой пошлиной за доступ к нему. В знак неодобрения этого он вышел из пещеры на плоский лоскуток земли перед ней и сидел там под тенью де­рева. Вслед за тем и сборщик переместил внешнюю границу платного доступа, чтобы она включала также и дерево. Поэтому Шри Бхагаван ушел оттуда в пещеру Садгурусвами, ниже, а затем, после короткой останов­ки там, в другую пещеру. Поток посетителей к пещере Вирупакша прекратился, и ее владельцы, убедившись что только побеспокоили Свами без всякой пользы для себя, попросили его возвратиться, ручаясь не брать платы, пока он занимает пещеру. При этом условии Махарши вернулся.

В летние месяцы в пещере Вирупакша становится невыносимо жарко. У подножия Горы, рядом с во­доемом Мулайпал Тиртха, есть более прохладная пещера, имеющая также и запасы чистой воды для питья. Над ней стоит тенистое манговое дерево, от которого и пошло название — Манго-пещера. Два бра­та, почитатели Шри Бхагавана, взрывом оторвали нависающую скалу и построили перед пещерой стену с дверью. Махарши занимал Манго-пещеру в жаркие ме­сяцы.

В 1900 году, вскоре после того как Шри Бхагаван ушел жить на Гору, почитатель по имени Налла Пиллай из Кумбакконама прибыл в Тируваннамалай и сделал его фотографию, самый ранний порт­рет, которым мы располагаем. Это лицо красивого юноши, почти ребенка, но с силой и глубиной Бхагавана.

В ранние годы жизни на горе Шри Бхагаван еще сохранял молчание. Сияние Махарши уже собрало вок­руг него группу преданных, и Ашрам начал жить. При­тягивались не только искатели Истины, но и простые люди, дети, даже животные. Малыши из города обычно карабкались по горе к пещере Вирупакша, сидели око­ло него, играли вокруг него и уходили обратно сча­стливые. Белки и обезьяны поднимались к нему и ели из его руки.

Время от времени Шри Бхагаван писал разъясне­ния или наставления для своих учеников, а то, что он нe говорил, в действительности не препятствовало их обучению, так как и тогда и позднее, когда Махарши возобновил речь, подлинное поучение передавалось Молчанием, в традиции Дакшинамурти, традиции, ил­люстрированной в Китае примером Лао Цзы и ранних даоистских Мудрецов. «То Дао, которое может быть поименовано, не есть Дао» —знание, которое может быть сформулировано, не есть истинное Знание. Это безмолвное обучение было прямым духовным воздей­ствием, которое ум поглощал, а позже истолковывал согласно своим способностям. Первый европейский посетитель так описал это:

«Достигнув пещеры, мы сели перед ним, у его стоп, и не говорили ничего. Так продолжалось длительное время, и я чувствовал необычайное во­одушевление. Полчаса я смотрел в глаза Махарши, которые никогда не изменяли своего выражения глубокого созерцания. Я начал осознавать, что его тело — Храм Святого Духа; я мог чувствовать толь­ко, что оно не было человеческим: это был ин­струмент Бога, просто сидящее бездвижное тело, из которого Бог излучался с громадной силой. Мои собственные чувства были неописуемы» ¹.

Другой европеец, Поль Брантон, прибывший к Ма­харши скорее скептиком, чем сторонником, дал сле­дующий отчет о первом воздействии Безмолвия Шри Бхагавана на его ум.

«Я издавна считал, что все содержание души человека можно прочесть в его глазах. Но перед очами Махарши я колебался, недоумевал и был поставлен в тупик...

Я не могу отвести свой пристальный взгляд от него. Мое первоначальное замешательство, мое недоумение, полностью игнорируется, медленно угасает, в то время как это странное очарование начинает захватывать меня все более крепко. Еще не прошло и часа такого необыкновенного зре­лища, когда я начинаю сознавать безмолвное, не­преодолимое изменение внутри своего ума. Воп­росы, которые я подготовил в поезде с такой пе­дантичной тщательностью, уходят один за другим. Ибо сейчас кажется неважным, будут они заданы или нет, и не имеет значения, решу ли я про­блемы, прежде беспокоившие меня. Я знаю толь­ко, что непоколебимая река Покоя кажется теку­щей близ меня, что великий Мир пронизывает внутренние пространства моего существа и что мой измученный мыслями ум начинает получать какую-то передышку».