Шри Рамана Махарши - Жизнь и Путь

Вернемся к матери: в Ашраме она получила су­ровую тренировку. Шри Бхагаван довольно часто иг­норировал ее, не отвечая на вопросы, хотя замечал ос­тальных. Если мать жаловалась, то он говорил: «Все женщины — мои матери, а не только вы». Тут вспо­минается высказывание Христа, когда ему сказали, что его мать и братья стоят у края толпы, ожидая разговора с ним: «Кто бы ни исполнял Волю моего Отца, Ко­торый на небесах, — мой брат и сестра и мать» ^*. Сна­чала мать Шри Бхагавана часто плакала от досады, но постепенно понимание развилось в ней. Ощущение превосходства от того, что она — мать Свами, ушло, чувство эго ослабело, и Алагамма посвятила себя служ­бе преданным.

Даже сейчас он все еще высмеивал ее правоверную брахманскую щепетильность. Если ее сари случайно касалось небрахмана, Махарши восклицал с притвор­ным испугом: «Смотрите! Чистота ушла! Религия уш­ла!» Пища в Ашраме была строго вегетарианской, но Алагамма, подобно нескольким очень набожным брах­манам, шла еще дальше и считала некоторые овощи тоже не-саттвичными (нечистыми), и Шри Бхагаван обычно насмешливо говорил: «Обратите внимание на эту луковицу! Это огромное препятствие к мокше (Ос­вобождению)!»

Здесь следует сказать, что Шри Бхагаван вообще не осуждал ортодоксальность. В данном случае у ма­тери была чрезмерная привязанность к формам ор­тодоксальности, и на это он нападал. В целом он под­черкивал важность саттвической (чистой) пищи. Он вообще редко давал какие-либо предписания, касаю­щиеся внешней деятельности; его обычный метод со­стоял в том, чтобы посеять духовное семя в сердце и оставить, дабы оно по мере роста формировало внешнюю жизнь. Предписания приходили изнутри. Один почитатель с Запада к моменту прибытия был отчаянным любителем мясного, считавшим мясо по­длинной сущностью пищи, также как и самой вкусной ее частью, и хотя по этому вопросу не было сказано ни слова, пришло время, когда он почувствовал от­вращение к самой идее поедания мяса.

Следует разъяснить для читателей неиндийцев, что практика вегетарианства вытекает не только из неже­лания отнимать жизнь или есть мясо, хотя это одна из ее причин. Она проводится также и потому, что не-саттвическая пища (которая включает некоторые сорта овощей, так же как и мясо) имеет тенденцию увеличивать животные страсти и препятствовать духов­ному усилию.

Были также и другие способы, которые заставили мать осознать, что он, родившийся ее сыном, — Боже­ственное воплощение. Однажды, когда Алагамма си­дела перед Махарши, он исчез, и вместо сына мать увидела лингам (столб) чистого света. Представляя се­бе, что сын сбросил свою человеческую форму, она залилась слезами, но вскоре лингам пропал и Махарши появился снова, как и раньше. В другом случае мать увидела сына, увешанного гирляндами цветов и окру­женного змеями, как Шива в традиционных образах. Она закричала ему: «Прогони их! Я боюсь!»

После этого мать умоляла его отныне появляться ей только в своей человеческой форме. Цель этих ви­дений была достигнута: Алагамма осознала, что фор­ма, которую она знала и любила как своего сына, была столь же иллюзорной, как и любая другая, что он мог принять на себя.

В 1920 году здоровье матери начало ухудшаться. Она должна была уменьшить работу по обслуживанию Ашрама и больше отдыхать. В течение ее болезни Шри Бхагаван постоянно ухаживал за матерью, часто про­сиживая с ней ночь. В безмолвном присутствии сына и медитации ее разум достиг зрелости.

Конец наступил в 1922 году, во время празднества Бахаула Навами ^*, которое тогда пришлось на 19 мая. Шри Бхагаван и еще несколько человек весь день при­служивали больной, не принимая пищи. Когда солнце зашло, приготовили еду, и Шри Бхагаван попросил ос­тальных идти и есть, но сам остался. Вечером группа почитателей сидела рядом с матерью, распевая Веды, в то время как другие повторяли имя Рамы. Она ле­жала там более двух часов, ее грудь тяжело вздымалась, дыхание перешло в шумные хрипы, и все это время Шри Бхагаван сидел возле матери, положив свою пра­вую руку ей на сердце, а левую — на голову. Сейчас уже не было вопроса продления жизни, нужно было только так успокоить ум, чтобы смерть могла стать махасамадхи, погружением в Я, Атман.

В восемь часов вечера мать была окончательно ос­вобождена от тела. Шри Бхагаван сразу поднялся, со­всем веселый. «Сейчас мы можем поесть, — сказал он. — Идите, загрязнения нет».

В этих словах был глубокий смысл. Смерть индуса вызывает ритуальное загрязнение, требующее очисти­тельного обряда, но это была не смерть, а обратное погружение, не развоплощенная душа, но совершенный Союз с Атманом. И поэтому не было нужды в очи­стительной церемонии. Несколькими днями позднее Шри Бхагаван подтвердил это.

Когда кто-то упомянул о смерти матери, Махарши кратко поправил говорившего: «Она не умерла, она по­глотилась».