Шри Рамана Махарши - Жизнь и Путь

Сам Шри Бхагаван из всего этого придавал зна­чение только крепкому здоровью. Кроме того, ночью он иногда находился в каком-то полусне. Может быть, оба эти состояния были предвестниками духовного пробуждения: глубокий сон как способность, хотя еще неясная и безрезультатная, покинуть ум и глубоко ныр­нуть за пределы мысли, и полусон как способность на­блюдать себя объективно словно свидетель.

У нас нет фотографии Шри Бхагавана в его от­роческие годы. Он рассказал нам в своем обычном колоритном стиле, полном смеха, как в школе делали групповую фотографию и ему дали держать тяжелый том — чтобы выглядел прилежным. Но села муха, и как раз в момент съемки он поднял руку — отогнать ее прочь. Найти снимок, однако, не было возможности, и, вероятно, ни одного отпечатка уже не осталось.

Первым предчувствием Рассвета был отблеск си­яния Аруначалы. Школьник Венкатараман ничего не читал о религиозной теории. Он знал только, что Ару­начала — очень святое место, и это должно было стать предчувствием судьбы, потрясшей его. Однажды юно­ша встретил одного из старших родственников, кото­рого знал в Тиручули, и спросил, откуда тот прибыл. Старик ответил: «С Аруначалы». Внезапное осознание, что святая гора была реальным, осязаемым местом на земле, которое люди могут посещать, захлестнуло Венкатарамана таким благоговением, что он смог только, запинаясь, пробормотать: «Что! С Аруначалы? Где он?» ^*

Родственник, удивленный в свою очередь невеже­ством неопытного юноши, объяснил, что Аруначала — это Тируваннамалай.

Шри Бхагаван позднее сослался на этот эпизод в первой строфе своих стихов «Восемь строф Аруна­чале».

«Слушайте! Он стоит как бесчувственная Гора. Его действие таинственно, недоступно человече­скому пониманию. С возраста наивности в моем уме сияло сознание, что Аруначала был чем-то исключительно величественным, но даже когда мне довелось узнать от другого, что Он — то же, что и Тируваннамалай, то я не осознал Его зна­чения. Когда Он привлек меня к Себе, успокаивая ум, я подошел близко и увидел Его стоящим не­движимо».

Это событие произошло в ноябре 1895 года, не­задолго перед шестнадцатилетием по европейскому исчислению и семнадцатилетием по индийскому. Вто­рое предчувствие пришло вскоре после него. Теперь оно было вызвано книгой. Снова была волна сбива­ющей с толку радости при ощущении, что Божествен­ное можно проявить на земле. Его дядя достал экзем­пляр Перия пуранам — историй житий 63 тамильских святых. Венкатараман получил книгу и, прочитав, был захвачен экстатическим восторгом, что такая вера, та­кая любовь, такая божественная пылкость возможны, что была такая красота в человеческой жизни. Рас­сказы об отречении, ведущем к Божественному Союзу, вселили в него благоговение и чувство подражания. Нечто более великое, чем все грёзы, чем все стрем­ления, здесь было провозглашено реальным и возмож­ным, и это открытие заставило его трепетать в сча­стливой признательности.

С этого времени струя осознания, или сознавания, которую Шри Бхагаван и его преданные определяют как «медитация», начала пробуждаться в нем. Не со­знавание чего-либо кем-то, лежащим по ту сторону двойственности субъекта и объекта, но состояние бла­женного сознания, превосходящего сразу и физический и ментальный планы, и, однако, совместимого с пол­ным использованием физических и умственных спо­собностей.

Глава 2

Пробуждение

Эта струя сознавания, лелеемая непрерывным уси­лием, всегда становится более сильной и более по­стоянной, пока в конце концов не приводит человека к Самореализации, к сахаджа самадхи, состоянию, в котором чистое и блаженное сознавание неизменно и непрерываемо, но все-таки не угрожает обычным вос­приятиям и активностям жизни. В действительности очень редко это Осуществление достигается в течение земной жизни. В случае Шри Бхагавана оно произош­ло только несколькими месяцами позднее ^* и без по­иска, без приложения усилия, без сознательной под­готовки. Сам он описал случившееся так.

«Это произошло приблизительно за шесть не­дель до того, как я навсегда покинул Мадурай, что было огромной переменой в моей жизни. Все слу­чилось совершенно неожиданно. Я сидел один в комнате на первом этаже дома моего дяди. Я ред­ко болел и в этот день, как обычно, чувствовал себя хорошо. Но вдруг сильный страх смерти ов­ладел мной. Ничто в состоянии моего здоровья не могло послужить поводом к этому, да я и не пытался найти объяснение или причину страха. Просто ощутил, что „я собрался умереть”, и стал думать, что надо делать в этом случае. У меня не было даже мысли посоветоваться с доктором, моими родственниками или друзьями, так как я чувствовал, что должен решить эту проблему сам, здесь и теперь.