Штаб армейский, штаб фронтовой

— Хвалю, Иванов, за правдивость и ясность изложения. Товарищ Сталин терпеть не может, когда солдаты пытаются разыгрывать дипломатов.

Я начал было говорить, что оба варианта — плод совместного труда, но Жуков строго оборвал меня:

— Я почерк Минюка хорошо знаю и дипломатию на фронте тоже не жалую, тем более что она тебе совершенно несвойственна. Оставьте ваши бумаги, я сам их подшлифую и сокращу. Верховный требует предельного лаконизма.

Жуков сел за мой стол, а мы вышли.

Через 20 минут Георгий Константинович вызвал нас и шифровальщика и продиктовал текст донесения на имя Сталина. В нем говорилось, что начатое наступление продолжается, хотя соединиться со сталинградцами не удалось. Причины — недостаток артиллерии, авиации и вынужденный ввод стрелковых дивизий прямо с марша, без должной подготовки. Но и этот удар отвлек от Сталинграда крупные силы противника, иначе город был бы взят им. Продолжая наступление, планируем на 17 сентября, с подходом свежих стрелковых дивизий и приведением в порядок других войск, новую операцию.

Выслушав текст донесения, мы с Леонидом Федоровичем растерянно переглянулись, так как после «шлифовки» от наших проектов почти ничего не осталось.

— Возражений нет? — полушутя-полусерьезно осведомился Георгий Константинович. В документе были заимствованы из варианта Минюка утверждения, преувеличивавшие, на мой взгляд, результаты нашего контрудара. Я невольно сделал движение, выдававшее мое желание возразить, и, хотя быстро подавил его, посчитав возражение все же неуместным, от проницательного взгляда Жукова это не ускользнуло.

— Ты с чем-то не согласен? — спросил он. — Говори, но только конкретно.

— Нет у нас данных о повороте каких-либо крупных соединений врага от Сталинграда против нас, речь может идти о маршевых пополнениях и средствах усиления. Да и продолжать наступление без достаточной подготовки мы не сумеем…

— Ты не далек от истины, — сказал заместитель Верховного, — но не забывай, что донесение буду подписывать не один я, поэтому оставим так, как есть.

Подписав документ, Г. К. Жуков вернул его майору Заморину со словами:

— Отнесите на подпись товарищу Маленкову, он в блиндаже члена Военного совета, и тотчас же отправляйте.

Г. М. Маленков, как рассказал мне позже Заморин, долго размышлял над текстом, потом отослал шифровальщика и вызвал его уже после полуночи, датировав документ 10 сентября[205]. Он внес всего одну поправку, она сильно исказила суть документа. Маленков заменил слово «крупные» на «главные», и получилось, что Паулюс и Гот повернули свои главные силы, штурмовавшие Сталинград, против нас, чего, конечно, не было.

На следующий день Георгий Константинович объехал все четыре наши армии и пришел к убеждению, что вопреки сказанному в донесении дальнейшее наступление в прежнем составе войск малоперспективно, хотя еще одну попытку 17 сентября совершить, после соответствующей перегруппировки, следует.

Вечером 10 сентября Г. К. Жуков передал И. В. Сталину по ВЧ следующие соображения. Теми силами, которыми располагает Сталинградский фронт, пробить немецкий коридор и соединиться с войсками Юго-Восточного фронта в городе нам не удастся. Оборона гитлеровцев значительно укрепилась за счет подошедших частей из-под Сталинграда. Наши дальнейшие атаки теми же силами и в той же группировке будут бесцельны, соединения неизбежно понесут большие потери. Нужны дополнительные войска и время на перегруппировку для более концентрированного удара Сталинградского фронта. Армейские удары не в состоянии опрокинуть противника.

Верховный ответил, что было бы неплохо, если бы Г. К. Жуков прилетел в Москву и доложил лично эти вопросы.

Днем 12 сентября Георгий Константинович вылетел в столицу и через четыре часа был в Кремле, куда И. В. Сталин вызвал и начальника Генштаба А. М. Василевского. Тогда-то, по свидетельству Г. К. Жукова, и зародилось мнение о необходимости более масштабного и кардинального решения. Его последующая реализация и разрубила тот гордиев узел, который так туго затянулся осенью 1942 года в междуречье Дона и Волги, у стен Сталинграда.

Мне хотелось бы> также пролить свет и на вопрос: что же в действительности совершили наши войска в сентябре 1942 года севернее Сталинграда? Заставили противника повернуть от города свои главные силы, как получилось в донесении в Ставку после внесенного Маленковым изменения в текст, или их действия существенно не изменили обстановку на Юго-Восточном фронте, как утверждалось в книге «Великая победа на Волге»?

В первую очередь скажу об отвлечении фашистской авиации, ибо не подлежит никакому сомнению, что не менее трети 4-го воздушного флота генерала Рихтгофена в дни наших контрударов действовало против 1-й гвардейской армии и сталинградцы получили передышку от бомбежек.